Владимир Лизичев - Первые стихи

Так просто всё, часы давно стоят.
В квартире холод, пустота вселилась.
Никто не ждал, но так уж получилось
И за тобой и мной мосты горят.

Мой верный пёс, почуяв здесь беда,
Лежит в углу, и грусть в глазах такая,
И он бежит искать не понимая,
Хозяйки нет и это навсегда.

Уже рассвет вонзил лучи в дома,
Отгородил вчера, и всё понятно
И мне теперь забыть тебя пора,
Но почему так хочется обратно.

Звенела сталь, дамасск ковал кузнец,
Струился пот, в печи огонь метался
И подмастерье в устали шатался,
Узнать, желая тайну, наконец.

На наковальне, в череде ночей
Металл, сжимался, корчился от боли,
Он то — сверкал, как тысяча свечей
То остывал, теряя свет в неволе.

Согнулась сталь десятки сотен раз,
Удары молота, послушно принимая.
Мальцу, казалось, что вот-вот, сейчас
Сверкнёт дамасска лента голубая.

Но суровел и хмурился кузнец,
Брусок металла, к свету поднимая.
Недели шли, три года, наконец,
Прошли с тех пор, и стала сталь другая.

Как будто ветер на клинке застыл,
Узор зимы холодной отразился
И сталь метелью снежною накрыл.
Клинок ожил и на свету искрился.

А тот малец — подрос, окреп в плечах,
Играючи с железом расправлялся,
Уже учился биться на мечах,
Но в чём секрет дамасска не дознался.

Прошли года, он старого спросил:
«Так тайна в чём? Наверное, в металле.
Понять пытался я что было сил,
Но Вы намёка даже мне не дали»!

«Откуда на поверхности клинка,
Что режет солнца луч на половинки?
Застывшие клубятся облака
И серебрятся голубые льдинки»?

Молчал и снова хмурился кузнец
Да разве дело в тайне! Рассерчал,
Надеялся, что сам поймёт юнец
«Пошли работать» — резко отвечал.

А вечером, когда взошла Луна
И жёлтый свет её к Земле струился
Ответил что руда и сталь важна!
Но всех важнее то, что он молился!

Дамасск лишь тем становится послушен —
Сказал кузнец, запоминай сынок,
Кто в каждый слой вложил живую душу
Тогда дамасском станет твой клинок.

Есть порода цветов — пустоцвет,
Однополый и, в общем-то милый.
Кто не видел других, так красивый
Только плохо, что толку в нём нет.

Вот мелькнёт на неделю другую,
Опадёт, не оставив плода
И исчезнет. Увы, навсегда,
Не затронувши душу людскую.

Так и в жизни встречаешь творенья
Тех, кто только от жизни берёт,
Но так мало другим отдаёт,
Что похожи на эти растенья.

Я читаю стихи, и пытаюсь
Уловить хоть какую-то суть,
Но там всё — новомодная муть,
Как понять что-то я не стараюсь.

Слов красивых, заумных набор,
Но к чему, для чего непонятно!
Ну, разок прочитать, да занятно,
Но другой, не хочу перебор.

Наизусть мы читали стихи
И была в них Россия, природа,
Были грусть, ожиданье восхода
Ну а в этих — одни сорняки.

Но растёт пробивной пустоцвет.
Их стихи заучить невозможно,
Как квадраты Малевича ложью
Закрывают и смысл и свет.

Но в ответ я услышу опять,
Пишут, щёки надувши надменно:
«Нас поймут, дескать те, непременно
Кто продвинут, но Вам не понять».

Может так, я не понял поэта,
Но, по-моему, это всё ложь!
Ты читатель все сразу поймёшь
Повстречавши в сети пустоцвета!

Я любви не растерял, пока шёл по свету,
Женщин многих я встречал, а люблю лишь эту!
Нет, светлей её души, и лица прекрасней,
И я к ней одной спешил, зорьке моей ясной.

От её волшебных глаз, ярче всех алмазов
Я с ума сходил не раз, полюбил их сразу.
И с тех пор других красот я не замечаю,
Но в голубушке моей я души не чаю.

Удивляются друзья, бывшие подруги —
Отчего так счастлив я, объясняю други:
«Просто я её нашёл, встретил и не скрою
Нам с любимой хорошо, и теперь нас трое».

Эти волосы огнём, рыжие как лето,
Мне милее с каждым днём, ночью и с рассветом.
Звонкий смех её люблю, добрую улыбку,
Раскрасавицу мою, золотую рыбку.

На дворе зима, мороз, свет луны в окошке,
Спит у печки рыжий пёс и две рыжих кошки.
Тихо в дом прокралась ночь, спят мои подружки
Вся в жену родилась дочь, рыжики веснушки.