Татьяна Иванова - Я верю в вечность

Чтоб посчитать его за вздор.

Подари мне свет в оконце,

Подари улыбку солнца,

Подари.

Пусть отчаянным мерцаньем,

Все истлеют ожиданья

До зари.

Пусть таинственно взметнется

В небе радужная россыпь

Наших чувств.

Пусть ворвется в душу тайна,

Возродятся пусть желанья

Снова. Пусть.

Панегирический отброшу нынче тон,

Елейны речи уступлю поэтам тонким,

Тобою просто подышу, мой милый Дон,

Разинув рот на красоту своей сторонки.

Обезоружена стою я перед храмом,

Паломник мысленный, увы, такая я.

Ах, моя родина, моя вторая мама,

Великодушная, бескрайняя земля.

Лесами щедрая и почвой плодородна,

О чем еще, казалось бы, мечтать?

Вагончик тронулся, да нет уже народа,

Казенный терем — людям благодать!

А дальше будет что? Как знать, как знать.

Верь — эхо долго раздается,

Дверь — так видна при свете солнца.

Сад — до сих пор тобою дышит,

Ад — это дальше, это ниже.

Ночь — переполнена сияньем,

Прочь — ненавистные прощанья,

Стук — так сердца опять рыдают,

Глюк — так бывает, так бывает.

Бежать — не больно,

Грустить — довольно,

Кричать негромко

по пустякам.

Стучать по нервам,

Во всем быть первым —

Азарт — бравада,

И стыд, и срам.

Идти по шпалам,

Грустя помалу —

Все это берег

не той реки.

Лишь свет далеко

Заблещет в око —

И прочь осколки

Былой тоски.

Не разгадать секрет судьбы-всезнайки,

Не удлинить нам отведенный путь,

И замысел Господень не спугнуть,

Какие не придумывай здесь байки.

Между холмами Аспид и Лариса,

Где взгляд бросает к морю цитадель,

Зарю встречает трелью свиристель,

Пускают корни сосны, кипарисы.

Лишь только Гелиос появится с востока,

Направив пламень колесницы в океан,

Задышат свежестью олива и бурьян,

И склоны гор взглянут цветущим оком.

На холм отары гонят пастухи,

Чертя границу меж Гемерою и Никтой.

И гвалтом радостным рассветною минутой,

Весь Аргос криком будят петухи.

В полях быки в кожевенной упряжке

Уже прокладывают плугом борозду,

За ними, сдерживая крепкую узду,

И землепашцы шагом идут тяжким.

А за туманом снежных облаков

Вершина кроется высокого Олимпа,

Всеочищающим накрыта оком чьим-то

Обитель скромная блистательных Богов.

И мир уверенно живет, цветет и зреет,

Пускай шумит несдержанный Борей,

Пускай кипят раздоры меж царей,

Природа греется заботой щедрой Геи.

В дворце монаршем сын Абанта и Аглаи

Законы царственные Аргосу чинит,

И неизвестный вдохновеннейший пиит

Штрихи Акрисия в историю вдыхает.

Задумчив царь, тревогою охвачен,

Уже прославлены аргосские щиты,

Уже расставлены границы и мосты,

А все не чувствуется искренней удачи.

— Апатэ правит миром, Эвридика, —

Устав от мыслей, молвит он жене, —

Лишь, кто хитер, тот будет на коне,

А храбрецу — фамильный склеп да пика.

Как не гордись своей великой силой,

И завоюй хоть весь Пелопоннес,

А впереди — все тот же темный лес,

И бесконечный шум верховья Нила.

— Очнись, супруг, не всех дарит Эфир,

Есть день и ночь, зима и радость мая,

А у тебя ведь дочь растет Даная,

Тебе ли не потворствует Зефир?

— Ах, все безумие, осколки бытия,

В чем радость жизни — кто об этом знает?

Я обожаю милую Данаю,

Но что с того? Чем выше в этом я?

В чем мой удел? Что в свете ждет Селены,

Коль Немесида путь мне преградит.?

Накажет ли сего воителя Кронид

И одарит ли памятью нетленной?

Когда настигнет злобная Таната?

Дозволит ли издать последний стон?

И не поможет предок Посейдон

Мне избежать ужаснейшей расплаты?

— Твой разговор сродни уничиженью,

Он плавит мозг, ничуть не грея душу,

Ты лучше мнение Оракула послушай,

Мудрее нас он, в этом нет сомненья.

Неистово клокочет Эврос рядом,

Волною бурной берег омывая,

И беспокойных белых чаек стая

Кружит над оживленным водопадом.

Белесых гор мечтательные станы

Рельефу дарят скучно-светлый тон,

И у подножья страстный Альякмон

Тревожит брызгами цветущую фригану.

Акрисию лицо сковала мука,

И выше гор, безмолвнее тоска,

Оракул предсказал ему с листка:

— Нескора смерть, но от руки родного внука!

Лишь подрастет Данаи сын слегка,