Таким образом, даже Зевс полностью не властен над происходящим. Он должен все согласовывать с фатумом, Мойрой [51] Мойра – богиня судьбы.
, роком, то есть частью того, что нам дается и что проявляется в нас. Участь, судьба, орел или решка – это то, что нам достается в обмен. И будь ты человек, зверь или бог, это необходимо принять.
И раз у богов есть свои собственные планы, значит, они не загоняют людей в какие-то общие рамки. Они не желают ни нашего спасения, ни нашей гибели.
Они преследуют лишь собственные интересы. А вот если бы боги были воплощением судьбы, они бы тогда ориентировали всю совокупность событий к некоей высшей идее.
Мы часто видим этих богов «у Зевса отца на помосте златом заседа[ющими]» («Илиада», IV, 1–2) и неспешно беседующими о том, стоит или не стоит ввергать людей в войну:
Боги, размыслим, чем таковое деяние кончить?
Паки ли грозную брань и печальную распрю воздвигнем
Или возлюбленный мир меж двумя племенами положим? —
спрашивает Зевс у сидящих вкруг него богов («Илиада», IV, 14–16). Невероятная сцена! Наша судьба решается полуистомленными богами, сидящими под портиком за рюмочкой прохладного у́зо.
Прямо как древние греки на лубочных картинках XVIII века, вальяжно играющие в карты на площадях своих беломраморных деревень.
В конечном счете Зевс развязывает Троянскую войну, чтобы доставить удовольствие Гере, которая хочет раздавить троянцев, чтобы взять отомстить за унижение, доставленное ей Парисом. И Зевс будет лавировать на всем протяжении войны.
Ему приходится потакать и Фетиде и Гере. Первая хочет победы троянцев, вторая – победы ахейцев. Зевс оказывается между двумя огнями. В общем, на Олимпе все так же непросто, как и у людей. Олимп – это жуткий базар.
Тактика божественного штаба беспорядочная, стратегия напоминает эффект домино. Современные войны уже приучили нас к этому. Одно всем известное могущественное государство любит поддерживать врагов своих врагов, даже не осознавая того, что усиление беспорядка в нашем мире пагубно скажется и на нашем будущем.
Ясно только одно: боги не желают мира.
Война выгодна тем, кто царствует.
Более того! Иногда они начинают воевать друг с другом. Когда боги противостоят друг другу физически (как Афина и Арей), Зевс этому очень радуется:
и с радости в нем засмеялось
Сердце.
(«Илиада», XXI, 389)
Благодаря войне Зевс проявляет свое расположение ко всем богам по очереди. Люди в его руках – это как бы такая переменная стабильности на Олимпе. Однажды он говорит возмущенной промедлением Афине:
Бодрствуй, Тритония, милая дочь! не с намереньем в сердце
Я говорю, и с тобою милостив быть я желаю.
(«Илиада», VIII, 39–40)
Он подразумевает вот что: следуй своему рвению, и ты снова вступишь в эту битву!
Позднее многие философы, например Прудон [52] Пьер-Жозеф Прудон (1809–1865) – французский философ.
, формулировали это так: сильные мира сего заинтересованы в том, чтобы люди дрались друг с другом.
Сегодня, две тысячи пятьсот лет спустя, некоторые «темные боги» по-прежнему пытаются разделить людей. Их больше не зовут Зевс, Аполлон, Гера или Посейдон. Их имена куда проще, их внешность размыта. Но их цели все те же.
Контроль над ресурсами, абстрактная мощь финансов, демографические сдвиги, распространение всевозможных религий откровения – не это ли новые боги вечного Олимпа, пытающиеся поддерживать людей в состоянии войны?
Иногда эти человечные, слишком человечные боги, разрываемые судьбой и разрабатывающие свои тактические схемы, кажутся нам трогательными, а порой – и смехотворными, как, например, Гера, которая, желая околдовать Зевса, прибегает к помощи Афродиты, прося у богини любви «пояс узорчатый», в котором «заключались все обаяния» и который Афродита рекомендует ей скрыть его «на лоне» («Илиада», XIV, 215–219). Представьте себе, что в наши дни женщина дает лучшей подруге свою ночнушку, чтобы та смогла кому-то вскружить голову.
Последствием этих беспорядков и слабостей на Олимпе является печальное колебание людей между предназначением, неясным волеизъявлением богов и своими собственными чаяниями.
Подчинение Паркам дает человеку возможность избавиться от всякой ответственности.
Можно ли чувствовать вину за свои промахи, если над человеческой жизнью властвуют мойры?
После примирения с Ахиллесом Агамемнон обращается к своим войскам. Его самозащита похожа на отмазку профессионального политика:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу