Геннадий Пискарев - Очищение болью (сборник)

В горячке боя люди не замечают бега времени, лишь подсознательно чувствуют, что оно летит и что пора бы прийти подмоге, но ее почему-то нет. Правда, почему не летели вертолеты, было уже понятно. Поздно. Очертания гор растворились в сумраке. Лететь по реке Пяндж, по которой и проходит граница – большой риск. На сопках, на противоположном берегу, засели снайперы. Вертолет для них – лакомая цель.

И все-таки они прилетели. Прошли не выше десяти метров над уровнем воды, слившись с линией видимости. Лишь на подходе к заставе первый из них был обстрелян боевиками. Получив четыре пробоины, потеряв хвостовое оперение, с разбитыми лопастями винта он не смог сбросить боезаряд на позиции противника. Но второй «МИ-24», ведомый командиром эскадрильи подполковником Владимиром Никитюком, сумел проскочить снайперские заслоны и ударить по боевикам, засевшим в гранатовом саду, сорокаснарядным ракетным залпом.

По Никитюку открыли огонь из кишлака. Григорий Шеремет, прикрывая спасителя, выскочил на бруствер окопа, пустил меткую очередь по пулеметному гнезду, но и сам был сражен снайперской пулей.

– Ты ранен? – бросился к нему рядовой Ризаев.

– Нет, я убит, – спокойно ответил Григорий. Его тело перенесли в убежище, куда по лазу с овощного склада протащили вскоре и жену командира с дочкой. Рядом с покойниками и истекающими кровью ранеными бойцами два слабых существа провели всю ночь.

Бой пошел на убыль, когда с соседней заставы пришли на помощь две БМП. Ночью, рискуя в любую секунду напороться на фугас, они пробирались к соседям, прикрывая друг друга. Трудно представить, но в самых подозрительных местах капитан Олег Поляков, командовавший передвижением бронемашин, соскакивал с брони и, как живой миноискатель, бежал впереди БМП, подобно лейтенанту Малешкину, герою известной книги Василия Курочкина «На войне как на войне».

Взломав железные ворота заставы, грозные машины вошли на ее территорию и, развернувшись, открыли огонь по противнику. Десант занял боевые позиции. В это время по рации поступило сообщение от наших армейцев: «Ждите ракетно-бомбового удара по сопкам». И вмиг умолкли вражеские пулеметные очереди. Часы показывали полвторого ночи.

Из окопов не выходили до рассвета. Страшная, черная тишина стояла вокруг. Пошел дождь. Он лил затем двое суток подряд, превратив горные речушки в непроходимые, клокочущие водопады. Застава была отрезана от «большой земли». Ни вертолеты, ни бронемашины подойти к ней не могли.

Лежали на разбитом крылечке трупы бойцов: Григория Шеремета – русского парня, Хусейна Хамидова – таджика, Кабила Эмшонкулова – узбека; мучились раненые: Максуд Азимбаев, Александр Таран, Дмитрий Маркин, контуженный Ришат Талипов. Бродила с мамой по разбитой территории маленькая девочка и плакала об убитых кроличках, хрюшках, лошадках.

Пограничники несли дозор, собирали трофеи, брошенное врагом оружие: гранатомет с зарядом в стволе, пулеметные ленты, душманские фляжки для питья. На соседних участках постреливали.

Пострадавших, убитых и мать с дочкой удалось вывезти с заставы на третий день. В погранотряде героев встречали все – от мала до велика. Останки погибших выставили для прощания в Доме культуры. Укрыты защитники границы были – и русский, и узбек, и таджик – российским флагом.

А где-то в ущельях, на берегу стремительного Пянджа, у разбитых стен погранзаставы отцветали уцелевшие гранатовые деревья, красные лепестки устилали жесткую землю: гранатовый сад лил кровавые слезы…

Впереди были слезы матерей.

Мы возвращались из Таджикистана военным транспортным самолетом. Почерневшие от белого солнца пустыни и тяжелого ратного труда усталые бойцы и офицеры, летящие в центр кто в отпуск, а кто к новому месту службы, лежали вповалку на шинелях, брошенных на железный, избитый заклепками пол воздушного лайнера. У задней стенки прикрученный проволокой к днищу самолета покоился «груз-200». На железном сиденье застыла над ним в каменном безмолвии укутанная черным платком женщина. Это была жена капитана Гайнулина – Ирина Геннадьевна. А сам капитан – Олег Марленович, тридцатитрехлетний российский офицер, – и являлся этим самым «грузом». Он лежал в цинковом, запаянном наглухо гробу, который, в свою очередь был положен в деревянный ящик.

– Одного боюсь, – сказал подполковник Сараханов, сопровождавший с группой солдат боевого товарища на его родину, к родителям, – что родственники потребуют распаять цинк, дабы глянуть на покойного, а он побывал в руках нелюдей.