Саша Черный - Два века о любви

Я полюбил ее зимою

И розы сеял на снегу

Под чернолесья бахромою

На запустелом берегу.

Луна полярная, над тьмою

Всходя, гнала седую мгу,

Встречаясь с ведьмою хромою,

Поднявшей снежную пургу.

И, слушая, как стонет вьюга,

Дрожала бедная подруга,

Как беззащитная газель;

И слушал я, исполнен гнева,

Как выла злобная метель

О смерти зимнего посева.

…То ненависть пытается любить

Или любовь хотела б ненавидеть?

Минувшее я жажду возвратить,

Но, возвратив, боюсь его обидеть,

Боюсь его возвратом оскорбить.

Святыни нет для сердца святотатца,

Как доброты у смерти… Заклеймен

Я совестью, и мне ли зла бояться,

Поправшему любви своей закон!

Но грешники – безгрешны покаяньем,

Вернуть любовь – прощение вернуть.

Но как боюсь я сердце обмануть

Своим туманно-призрачным желаньем:

Не месть ли то? Не зависть ли? Сгубить

Себя легко и свет небес не видеть…

Что ж это: зло старается любить,

Или любовь мечтает ненавидеть?..

«Всё по-старому… – сказала нежно.

Всё по-старому…»

Но смотрел я в очи безнадежно —

Всё по-старому…

Улыбалась, мягко целовала —

Всё по-старому…

Но чего-то всё недоставало —

Всё по-старому!..

Почему бы не встречаться

Нам с тобой по вечерам

У озер, у сонных речек,

По долинам, по борам?

Отчего бы нам не грезить

От заката до зари?

Это что-то вроде счастья,

Что ты там ни говори!

Поэма-миньонет

Это было у моря, где ажурная пена,

Где встречается редко городской экипаж…

Королева играла – в башне замка – Шопена,

И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Было всё очень просто, было всё очень мило:

Королева просила перерезать гранат,

И дала половину, и пажа истомила,

И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,

До восхода рабыней проспала госпожа…

Это было у моря, где волна бирюзова,

Где ажурная пена и соната пажа.

В ландо моторном, в ландо шикарном

Я проезжаю по Островам,

Пьянея встречным лицом вульгарным

Среди дам просто и – «этих» дам.

Ах, в каждой «фее» искал я фею

Когда-то раньше. Теперь не то.

Но отчего же я огневею,

Когда мелькает вблизи манто?

Как безответно! Как безвопросно!

Как гривуазно! Но всюду – боль!

В аллеях сорно, в куртинах росно,

И в каждом франте жив Рокамболь.

И что тут прелесть? И что тут мерзость?

Бесстыж и скорбен ночной пуант.

Кому бы бросить наглее дерзость?

Кому бы нежно поправить бант?

В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом

По аллее олуненной Вы проходите морево…

Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,

А дорожка песочная от листвы разузорена —

Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый.

Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная…

Упоенье любовное Вам судьбой предназначено…

В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом —

Вы такая эстетная, Вы такая изящная…

Но кого же в любовники? и найдется ли пара Вам?

Ножки пледом закутайте дорогим, ягуаровым,

И, садясь комфортабельно в ландолете бензиновом,

Жизнь доверьте Вы мальчику в макинтоше резиновом,

И закройте глаза ему Вашим платьем жасминовым —

Шумным платьем муаровым, шумным платьем муаровым!..

Быть может оттого, что ты не молода,

Но как-то трогательно-больно моложава,

Быть может, оттого я так хочу всегда

С тобою вместе быть; когда, смеясь лукаво,

Раскроешь широко влекущие глаза

И бледное лицо подставишь под лобзанья,

Я чувствую, что ты вся – нега, вся – гроза,

Вся – молодость, вся – страсть; и чувства без названья

Сжимают сердце мне пленительной тоской,

И потерять тебя – боязнь моя безмерна…

И ты, меня поняв, в тревоге головой

Прекрасною своей вдруг поникаешь нервно, —

И вот другая ты: вся – осень, вся – покой…

Любовь – беспричинность. Бессмысленность даже, пожалуй.

Любить ли за что-нибудь? Любится – вот и люблю.

Любовь уподоблена тройке взбешенной и шалой,

Стремящей меня к отплывающему кораблю.

Куда? Ах, не важно. Мне нравятся рейсы без цели.

Цветенье магнолий… Блуждающий, может быть, лед…