Варлам Шаламов - Том 3

Вот и сердцу легче стало,
Ветра теплая рука
По листу перелистала
Книгу клена-старика.

Мне все мои болезни
Давно не по нутру.
Возьму я ключ железный
И сердце отопру.

Открою с громким звоном,
Со стоном и огнем.
Паду земным поклоном,
Заплачу о своем —

О всем, что жизнь хранила,
Хранила, хмуря бровь,
И вылила в чернила
Темнеющую кровь.

Химический анализ
И то не разберет,
Что вылилось, как наледь,
Не всасываясь в лед.

Свет, как в первый день творенья,
Без мучительных светил
И почти без напряженья
Пресловутых вышних сил.

Будто светит воздух самый,
Отражая светлый лед,
И в прозрачной райской драме
Освещает людям вход.

Там стоят Адам и Ева,
Не найдя теплей угла,
Чем у лиственницы — древа
Знания добра и зла.

Зачем же в каменном колодце
Я столько жил?
Ведь кровь почти уже не бьется
О стенки жил.

Когда моей тоски душевной
Недостает,
Чтобы открыть для воли гневной
Пути вперед.

И только плеть воспоминаний
Бьет по спине,
Чтобы огни былых страданий
Светили мне.

Навстречу новым униженьям
Смелей идти,
Ростки надежд, ростки сомнений
Сметя с пути.

Чтобы своей гордилась ролью
Века, века
Лесная мученица — Сольвейг
Издалека.

Опять сквозь лиственницы поросль
Мне подан знак:
Родных полей глухая горесть —
Полынь и мак.

Я притворюсь сейчас растеньем,
Чтоб самому
Понять всю подлинность цветенья.
И я — пойму.

Все, что лежит в душе народной,
В душе земной,
Сейчас у края преисподней
Навек со мной.

Мне не дано других решений,
Иных путей,
Иных надежд, иных свершений,
Иных затей.

Я на лесной расту тропинке,
От мира скрыт.
Единой маковой росинкой
Я буду сыт.

Я знаю — сердце не остынет
От злых обид,
Пока сухой язык полыни
Еще шуршит.

Все людское — мимо, мимо.
Все, что было, — было зря.
Здесь едино, неделимо
Птичье пенье и заря.

Острый запах гретой мяты,
Дальний шум большой реки.
Все отрады, все утраты
Равноценны и легки.

Ветер теплым полотенцем
Вытирает щеки мне.
Мотыльки-самосожженцы
В костровом горят огне.

Соблазнительные речи
До рассветных янтарей.
Новый день — судьбе навстречу
По следам богатырей.

Жизни сказочное зелье,
Выпитое за углом,
И отравленным весельем
Наполняющее дом.

Я с тобой, Россия, рядом
Собирать пойду цветы,
Чтоб встречать косые взгляды
И презрительные рты…

В тарелке оловянной
Нам солнце подают,
По блюдечкам стеклянным
Небрежно разольют.

Чтоб завтраком отличным
Доволен был любой,
Несут кисель брусничный
На льдинке голубой.

Я знаю мое чувство емкое,
Вмещающее все на свете:
И заберега кромки ломкие,
И склеивающий льдины ветер.

И ветер рвется в небо бледное,
Чтоб сосны, пользуясь моментом,
Звучали точно струны медные
Величественного инструмента.

Играет сломанными ветками
В нетерпеливом ожиданье
Такого горького и редкого,
Обещанного мной свиданья.

А там, в стране метаний маетных,
Настойчиво и неизменно
Качают солнце, словно маятник
Медлительных часов вселенной.

Бессмертен только минерал,
И это всякому понятно.
Он никогда не умирал
И не рождался, вероятно.

Могучее здоровье есть
В обличье каменной породы,
И жизнь, быть может, лишь болезнь,
Недомогание природы.

Сумеешь, так утешь
И утиши рыданья.
Увы! Сильней надежд;
Мои воспоминанья.

Их ворон бережет
И сам, поди, не знает,
Что лед лесных болот
Вовеки не растает.

Под черное стекло
Болота ледяного
Упрятано тепло
Несказанного слова.

Что ж! Зажигай ледяную лампаду
Радужным лунным огнем.
Нынешней ночью и плакать не надо —
Я уж отплакался днем.