Светлана Сурганова - Всё сначала! [litres]

Когда выбираешь такой инструмент, как скрипка, поначалу не представляешь, какие сложности тебя ждут. Не говоря о тех сложностях, которые поджидают соседей. ☺ Тогда же встал вопрос, смогу ли я вообще играть на скрипке. Когда преподавательница Митряковская Лидия Пименовна взглянула на мои крохотные ручки, она засомневалась, что из меня выйдет толк – пальчики маленькие, короткие, катастрофически не хватает растяжки, чтобы достать до нужной ноты на грифе. Но за счет широкой ладони и благодаря упертости я все-таки смогла играть.

Я была так счастлива, когда мама и бабушка купили мне первую в жизни «восьмушку»! Я буквально впитывала скрипку, познавала ее. Мне было интересно – а как же она устроена? Я даже обнаружила, где у нее сердце! Оно за верхней декой, как за грудиной, рядом с грифом под подставкой, которая держит струны! Скрипка завораживала меня. Я любовалась ее формами и пропорциями. Укладывала ее к себе на подушку, укрывала одеялом, когда ложилась спать – не могла расстаться ни на секунду. Уже тогда понимала: все, что нас окружает – живое, часть общей космической энергии. Тем более музыкальный инструмент, в который вложена душа мастера!

Выпускной экзамен в музыкальной школе я сдавала на инструменте немецкой мануфактуры XIX века. Многие годы эта скрипочка оставалась моей верной спутницей. У нее была особенность. Она отличалась от своих подруг уменьшенными пропорциями: вместо целых 4/4 в ней было 7/8. До «взрослого» инструмента мои пальцы так и не выросли.

Каюсь, я три раза изменяла своей скрипке. Сначала это была электрическая пятиструнная «Zeta». Мне ее подарил наш общий с Дианой американский друг Александр Канарский, в честь которого назван один из лучших акустических альбомов «Ночных снайперов». Потом была японская электроскрипка «Yamaha», но уже классическая четырехструнная. Оба эти инструмента, по сравнению с моей малюткой, были для меня огромными, играть на них мне было крайне сложно. Приходилось менять всю аппликатуру.

Осенью 2010 года в моей жизни произошло важное событие: поклонники подарили мне скрипку пражского мастера Мирослава Комара. Это была моя давняя мечта – получить именно чешский мастеровой инструмент. На торжественное вручение скрипки в Праге был приглашен сам Мирослав Комар! Должна признаться, эта взрослая чешская дама просто великолепна! Взаимодействовать с ней – сплошное удовольствие. Но при этом я продолжаю ничуть не меньше любить скрипочку, на которой играла еще в музыкальной школе. Я себя долго винила и испытывала угрызения совести: простит ли мне измену моя малышка? Она простила. Стоит взять ее в руки, она звучит так же, как и прежде.

Играю на скрипке вечного Вивальди. В дверь раздается стук. Открываю. На пороге изрядно выпивший сосед Женя. Невнятно, но душевно начинает просить, чтобы я ему сыграла мелодию из к/ф «Шерлок Холмс и доктор Ватсон». Я наигрываю, как могу. Женя бросается пожимать мне руку со словами: «Как замечательно. Люблю я Холмса и Ливанова люблю, они с Ватсоном такой классный квартет состроили». Уходит. Я в раздумии. Возвращаюсь к Вивальди. Опять стук в дверь. Женя: А «В мире животных» можешь? Отвечаю: «Попробую». Пробую, получается жалостливо так. У обоих из глаз чуть слезы не брызнули. «Я всем расскажу, как замечательно», – потрясая выставленным большим пальцем, говорит Женя и целует в приливе чувств меня в щеку. Уходит.

Годы спустя, учась в мединституте, я узнала, как важна для развития коры головного мозга мелкая моторика, игра на скрипке – лучший поставщик оной. Этот инструмент серьезно скомпенсировал задержку моего развития. Поэтому скрипка для меня – настоящий Божий дар, как и педагог Лидия Пименовна, терпеливо обучавшая меня скрипичным премудростям.

Я была настолько миниатюрной, что ей приходилось нагибаться. Иначе было не расслышать, что же я там играю. Однажды она придумала уловку: сама садилась, а меня ставила на стул перед собой. В результате наши глаза оказывались примерно на одном уровне. Я методично водила по струнам прямо перед ее лицом. А Лидия Пименовна время от времени спрашивала: «Светочка, ты не устала? Может, отдохнешь?» – «Неть!» – отвечала я и продолжала пиликать. Уже тогда стеснялась говорить о своей усталости, считая это неприличным.

Лидии Пименовне удалось-таки поставить мои «нестандартные» пальцы на гриф, научить меня разговаривать инструментом. Возможно, моя скрипичная карьера выстроилась бы иначе, но, к сожалению, Лидия Пименовна ушла работать в музыкальную школу при Ленинградской консерватории, рядом с Финляндским вокзалом. Она звала меня с собой. Мы не решились – родителям было далеко меня возить. Еще 4 года я обучалась у другого харизматичного педагога – Виолетты Павловны Газиянц. Она запомнилась мне своими темпераментными уроками, ее реакция на удачно взятую ноту и проваленный кусок произведения была хотя и разной по эмоции, но по накалу одинаково бурной.