Константин Вагинов - Песня слов

Я стал просвечивающей формой,
Свисающейся веткой винограда,
Но нету птиц, клюющих рано утром
Мои качающиеся плоды.
Я вижу длительные дороги,
Подпрыгивающие тропинки,
Разнохарактерные толпы
Разносияющих людей,
И выплывает в ночь Тептелкин,
В моем пространстве безызмерном
Он держит Феникса сиянье
В чуть облысевшей голове.
А на Москве-реке далекой
Стоит рассейский Кремль высокий,
В нем голубь спит –
В воротничке.
Я сам сижу –
На облучке
Поп впереди – за мною гроб,
В нем тот же я – совсем другой,
Со мной подруга, дикий сад;
Луна над желтизной оград

Прекрасен, как ворон, стою в вышине,
Выпуклы архаически очи
Вот ветку прибило, вот труп принесло,
И снова – тина и камни.
И важно, как царь, я спускаюсь со скал
И в очи свой клюв погружаю.
И чудится мне что я пью ясный сок,
Что бабочкой переливаюсь.

На крышке гроба Прокна
Зовет всю ночь сестру свою –
В темнице Филомела.
Ни петь, ни прясть, ни освещать
Уже ей в отчем доме.
Закрыты двери на запор,
А за дверьми дозоры.
И постепенно, день за днем,
Слова позабывает,
И пеньем освещает мрак
И звуками играет.
Когда же вновь открылась дверь,
Услышали посланцы
Как колыханье волн ночных
Бессмысленное пенье.
Щебечет Прокна и взлетает
В лазури ясной под окном,
А соловей полночный тает
На птичьем языке своем

И снова мне мерещилась любовь
На диком дне. В взвивающемся свисте,
К ней все мы шли. Но берега росли.
Любви мы выше оказались.
И каждый, вниз бросая образ свой,
Его с собой мелодией связуя,
Стоял на берегу, растущем в высоту,
Своим же образом чаруем.

Над миром, рысцой торопливой
Бегу я спокоен и тих
Как будто обтечь я обязан
И каждую вещь осмотреть.
И мимо мелькают и вьются,
Заметно к могилам спеша,
В обратную сторону тени
Когда-то любимых людей.
Из юноши дух выбегает,
А тело, старея, живет,
А девушки синие очи
За нею, как глупость, идут

В стремящейся стране, в определенный час
Себя я на пиру встречаю,
Когда огни застигнуты зарей
И, как цветы, заметно увядают
Иносказаньем кажется тогда
Ночь, и заря, и дуновенье,
И горький парус вдалеке,
И птиц сияющее пенье.

Зарею лунною, когда я спал, я вышел,
Оставив спать свой образ на земле,
Над ним шумел листвою переливной
Пустынный парк военных дней.
Куда идти легчайшими ногами,
Зачем смотреть сквозь веки на поля
Но музыкою из тумана
Передо мной возникла голова
Ее глаза струились
И губы белые влекли
И волосы сияньем извивались
Над чернотой отсутствующих плеч
И обожгло: ужели Эвридикой
Искусство стало, чтоб являться нам
Рассеянному поколению Орфеев,
Живущему лишь по ночам.
Ужасна ночь. Сквозь все заставы
Ее должны мы провести,
Чтоб города гармонией сияли,
Как мироздания цветы

Любовь – это вечная юность.
Спит замок Литовский во мгле.
Канал проплывает и вьется,
Над замком притушенный свет
И кажется солнцем встающим
Психея на дальнем конце,
Где тоже канал проплывает
В досчатой ограде своей.

Тебе примерещился город,
Весь залитый светом дневным,
И шелковый плат в тихом доме,
И родственников голоса.
Быть может, сочные луны
Мерцают плодов над рекой,
Быть может, ясную зрелость
Напрасно мы ищем с тобой!
Все так же, почти насмехаясь,
Года за годами летят,
Прекрасные очи подруги
Все так же в пространство глядят
Мне что – повернусь, не замечу
Как год пролетел и погас.
Но для нее цветы цветут,
К цветам идет она.
И в поднебесье голоса
И голоса в траве.
И этот свист и яркий свет
В соотношеньи с ней –
Уйдет она и вновь земля
Исчезла предо мной
Вне времени и вне пространств
Бесплотен, словно дух,
Я метеором промелькнул,
Когда б не тихий друг

Я восполненья не искал:
В своем пространстве
Я видел образ женщины. Она
С лицом, как виноград полупрозрачным
Со мной росла и пела и цвела.
Я уменьшал себя и отправлял свой образ
На встречу с ней в глубокой тишине.
Я – часть себя. И страшно и пустынно –
Я от себя свой образ отделил.
Как листья скорчились и сжались мифы.
Идололатрия в последний раз звенит
На брег один, без Эвридики,
Сквозь Ахеронт стремглав пронесся я.
Казалось мне, – я видел, вниз бросаясь,
Как образ мой остался надо мною,
Как он живет, вздыхает, ожидает
В венке фиалковом своем.
И с ним прозрачная подруга,
Вспорхнувшая из тьмы моей,
Как равноправная супруга
Блуждать навек обречена.