Константин Вагинов - Песня слов

Не человек: все отошло, и ясно,
Что жизнь проста. И снова тишина.
Далекий серп богатых Гималаев,
Среди равнин равнина я
Неотделимая. То соберется комом,
То лесом изойдет, то прошумит травой
Не человек: ни взмахи волн, ни стоны,
Ни грохот волн и отраженье волн
И до утра скрипели скрипки, –
Был ярок пир в потухшей стороне.
Казалось мне, привстал я человеком,
Но ты склонилась облаком ко мне

Опять мне страшно, страшно захотелось
Развалин тесных взвизгиванья вин
И чтобы скрипка вскрикнула и встала,
И поплыла сквозь розоватый дым.

Дрова дрожат. Лист никнет желтизною
В сырой огонь. Так спи же человек –
Ла-ла ла-ла к тебе вернется воем
Еще не раз на тот же самый снег.

Мы отошли, коварные потомки.
Кипящих орд ряды разрежены.
О, горе горше не придумать!
О, Филомела, я слепой – веди.

Веди и вой, выть должно Филомеле, –
Обманывай сверлящею мечтой
Ребенка, мы же крепки прахом –
Не город пал, мы пали над Невой.

Поля горят ветвистыми кострами,
Театр великолепен. Ты же, хор,
Ты далеко за беглыми полями
В берлогах беспрестанной суеты.

Один средь мглы, среди домов ветвистых
Волнистых струн перебираю прядь
Так ничего что плечи зеленеют,
Что язвы вспыхнули на высохших перстах.
Покойных дней прекрасная Селена,
Предстану я потомкам соловьем
Слегка разложенным, слегка окаменелым
Полускульптурой дерева и сна

Мы рождены для пышности, для славы
Для нас судьба угасших родников.
О, соловей, сверли о жизни снежной
И шелк пролей и вспыхивай во мгле.

Мы соловьями стали поневоле.
Когда нет жизни, петь нам суждено
О городах погибших, о надежде
И о любви кипящей как вино.

Под гром войны тот гробный тать
Свершает путь поспешный,
По хриплым плитам тело волоча.
Легка ладья. Дома уже пылают.
Перетащил. Вернулся и потух.

Теперь одно: о, голос соловьиный!
Перенеслось:
«Любимый мой, прощай».

Один на площади среди дворцов змеистых
Остановился он – безмысленная мгла.
Его же голос, сидя в пышном доме,
Кивал ему и пел и рвался сквозь окно
И видел он горящие волокна,
И целовал летящие уста,
Полуживой, кричащий от боязни
Соединиться вновь – хоть тлен и пустота
Над аркою коням Берлин двухбортный снится,
Полки примерные на рысьих лошадях,
Дремотною зарей разверчены собаки
И очертанье гор бледнеет на луне.
И слышит он как за стеной глубокой
Отъединенный голос говорит:
«Ты вновь взбежал в червонные чертоги,
«Ты вновь вошел в веселый лабиринт»
И стол накрыт. Пирует голос с другом,
Глядят они в безбрежное вино.
А за стеклом покрытым тусклой вьюгой
Две головы развернуты на бой
Я встал, ополоснулся; в глухую ночь,
О, друг не покидай!
Еще поля стрекочут ранним утром,
Еще нам есть куда
Бежать.

Вблизи от войн, в своих сквозных хоромах,
Среди домов обвисших на поля,
Развертывая губы, простонала
Возлюбленная другу своему:
«Мне жутко. Нет ветров веселых,
Нет парков тех, что помнили весну
Обоих нас, блуждавших между кленов,
Рассеянно смотревших на зарю
О, вспомни ночь: Сквозь тучи воды рвались,
Под темным небом не было земли,
И ты восстал в своем безумье тесном;
И в дождь завыл о буре и любви.
Я разлила в тяжелые стаканы
Спокойный вой о войнах и волках,
И до утра под ветром пировала
Настраивая струны на у-а.
И видел домы ты, подстриженные купы,
Прощальный голос матери твоей,
Со мной безбрежный ты скитался
И тек, и падал, вскакивал, пенясь».

И лирник спит в проснувшемся приморье,
Но тело легкое стремится по струнам
В росистый дом без крыши и без пола,
Где с другом нежным юность проводил.
И голос вдруг во мраморах рыдает:
«О друг меня побереги:
«Своим дыханием расчетным
«Мое дыханье не лови».