Константин Вагинов - Песня слов

Коль славен наш Господь в Сионе
Приявший ночь и мглу и муть
Для стран умерших сотворивший чудо
Вдохнувший солнце убиенным в грудь.

Нет, не люблю закат пойдемте дальше Лида,
В казарме умирает человек
Ты помнишь профиль нежный, голос лысый
Из перекошенных остекленелых губ

А на мосту теперь великолепная прохлада
Поскрипывает ветр и дышит Летний сад
А мне в Дерябинку вернуться надо.
Отдернул кисть и выслушал часы.

Отшельником живу, Екатерининский канал 105
За окнами растет ромашка клевер дикий
Из-за разбитых каменных ворот
Я слышу Грузии, Азербайджана крики.
Из кукурузы хлеб, прогорклая вода
Телесный храм разрушили
В степях поет орда
За красным знаменем летит она послушная.
Мне делать нечего пойду и помолюсь
И кипарисный крестик поцелую
Сегодня ты смердишь напропалую Русь
В Кремле твой Магомет по ступеням восходит
И на Кремле восходит Магомет Ульян
«Иль иль Али, иль иль Али Рахман!»
И строятся полки и снова вскачь
Зовут Китай поднят<���ь> лихой кумач.
Мне ничего не надо Молод я
И горд своей душою неспокойной.
И вот смотрю закат, в котором жизнь моя
Империи Великой и Просторной.

Ты помнишь круглый дом и шорох экипажей?
Усни мой дом, усни
Не задрожит рояль и путь иной указан
И белый голубь плавает над ним

Среди домов щербатых кузов от рояля
Средь снежных гор неизреченный свет
И Гефсиманских бед мерцают снова пальмы
Усни мой дом, усни на много лет

И все же я простой как дуб среди Помпеи
Приди влюбленный с девушкой своей
Возьми кувшин с соленым, терпким зельем
И медленно глотками пей

И встанет мерный дом над черною водою
И утро сизое на ступенях церквей
И ты поймешь мою тоску и шелест
Среди чужих и Гефсиманских дней

Усталость в теле бродит плоскостями,
На каждой плоскости упавшая звезда.
Мой вырождающийся друг, двухпалый Митя
Нас не омоет Новый Иордан

И вспомнил Назарет и смуглого Исуса
Кусок зари у Иудейских гор
И пальцы круглые тяжелые как бусы
И твой обвернутый вкруг подбородка взор.

Мои слегка потрескивают ноги
Звенят глаза браслетами в ночи
И весь иду здоровый и убогий
Где ломаные млеют кирпичи

Погладил камень и сказал спокойно: –
– Спи брат, не млей к тщете не вожделей
Творить себе кумир из человека недостойно,
Расти травой тысячелетних дней!

И все ж я не живой под кущей Аполлона
Где лавры тернием вошли в двадцатилетний лоб
Под бури гул, под чудный говор сада
Прикован я Лирической скале.

Шумит ли горизонт иль ветр цветной приносит
К ногам моим осколки кораблей
Линяет кенарь золотая осень
Седой старик прикован ко скале

И голый я стою среди снегов,
В пустых ветвях не бродит сок зеленый
А там лежит, исполненный тревог
Мой город мерный, звонкий и влюбленный

И так же ходит Муза по ночам
Старуха в капоре с своей глухою лирой
И млеют юноши до пустоты плеча
О девушке нагой, тугой и милой.

Да, быки крутолобые, тонкорунные козы
Женщин разных не надо, Лиду я позабыл.
Знаю в Дельфах пророчили гибель Эллады
Может Эллада погибла, но я не погиб

Юноши в кольцах пришли звали на пир в Эритрею
Лидой меня соблазняли плачет, тоскует она
Что ж, пусть плачет найдет старика и забудет
Я молодой – крашеных жен не люблю.

Вера неси виноград, но зачем христианское имя?
Лучше Алкменою будь мы покорились судьбе
Слышишь ликует Олимп, веселятся добрые
Боги Зевс Небожитель ссорится с Герой опять.

Слава тебе Аполлон, слава!
Сердце мое великой любовью полно
Вот я сижу молодой и рокочут дубравы
Зреют плоды наливные и день голосит!
Жизнь полюбил не страшны мне вино и отравы
День отойдет вечер спокойно стучит
Слабым я был но теперь сильнее быка молодого
Девушка добрая тут, что же мне надо еще!
Пусть на хладных брегах взвизгах сырого заката
Город погибнет где был старцем беспомощным я
Снял я браслеты и кольца, не крашу больше ланиты
По вечерам слушаю пение муз.
Слава, тебе Аполлон слава!
Тот распятый теперь не придет
Если придет вынесу хлеба и сыра
Слабый такой пусть подкрепится дружок