Константин Вагинов - Песня слов

Намылил сердце – пусть не больно будет
Поцеловал окно и трупом лег
В руках моих Песнь Песней бродит
О виноградной смуглости поет.

Еще есть жемчуга у черного Цейлона
В Таити девушки желтее янтаря
Но ветер за окном рекламу бьет и стонет
Зовет тонуть в ночных морях.

В соседнем доме свет зажгли вечерний
Еще не верят в гибель синих дней

Но друг мой лижет руки нервно
И слушает, как умолкает сад во мгле.

Снова утро. Снова кусок зари на бумаге.
Только сердце не бьется. По-видимому устало.
Совсем не бьется… даже испугался
Упал.

Стол направо – дышит, стул налево – дышит.
Смешно! а я не смеюсь.
Успокоился

Бегает по полю ночь.
Никак не может в землю уйти
Напрягает ветви дуб
Последним сладострастьем

А я сижу с куском Рима в левой ноге.
Никак ее не согнуть
Господи!

Каждый палец мой – умерший город
А ладонь океан тоски
Оттого может быть мне дороги
Руки твои

В соленых жемчугах спокойно ходит море –
Пустая колыбель! Фонарь дрожит в руке…
Снега в глазах но я иду дозором,
О, как давно следов нет на песке.

Уснуть бы здесь умершими морями.
Застывший гребень городов вдыхать.
И помнить, что за жемчугом над нами
Другой исчезнул мир средь зелени и мха.

Возлюбленная пой о нашем синем доме
Вдыхай леса и шелести травой
Ты помнишь ли костры на площади огромной,
Где мы сидели долго в белизне ночной.

Спит в ресницах твоих золоченых
Мой старинный умерший сад
За окном моим ходят волны
Бури свист и звезд голоса.

Но в ресницах твоих прохлада
Тихий веер и шелест звезд
Ничего, что побит градом
За окном огород из роз

Упала ночь в твои ресницы
Который день мы стережем любовь
Антиохия спит и синий дым клубится
Среди цветных умерших берегов

Орфей был человеком я же сизым дымом.
Курчавой ночью тяжела любовь
Не устеречь ее. Огонь неугасимый
Горит от этих мертвых берегов.

Покрыл, прикрыл и вновь покрыл собою
Небесный океан наш томный синий сад
Но так же нежны у тебя ладони
Но так же шелестят Земные небеса.

Любовь томит меня огромной знойной птицей
Вдыхать смогу ль я запах милых рук
Напрасно машут вновь твои ресницы
Один останусь птицей на ветру

Опять у окон зов Мадагаскара
Знакомой птицей солнце вдаль летит
Хожу один с зефиром у базара,
Смешно и страшно мне без солнца жить.

Как странен лет протяжных стран Европы,
Как страшен стук огромных звезд
Но по плечу меня прохожий хлопнул
Худой больной и желтый, как Христос

Камин горит на площади огромной
И греет девушка свой побледневший лик.
Она бредет Еврейкою бездомной,
А рядом с нею шествует старик.

Луна, как червь мой подоконник точит.
Сырой табун взрывая пыль летит
Кровавый вихрь в ее глазах клокочет.
И кипарисный крест в ее груди лежит.

Один бреду среди рогов Урала,
Гул городов умолк в груди моей,
Чернеют косы на плечах усталых, –
Не отрекусь от гибели своей.

Давно ли ты, возлюбленная пела
Браслеты кораблей касались островов
Но вот один оплакиваю тело
Но вот один бреду среди снегов.

В нагорных горнах гул и гул и гром.
Сквозь груды гор во Мцхетах свечи светят
Под облачным и пуховым ковром
Глухую бурю, свист и взвизги слышишь?

О та же гибель и для нас мой друг
О так же наш мохнатый дом потонет
В широкой комнате, где книги и ковры
Зеленой лампы свет уже не вздрогнет.