Давид Бурлюк - Фрагменты из воспоминаний футуриста

Петр Петрович Кончаловский зашел к нам в «Романовку» как-то в начале зимы: был он холеный, толстый, с красными щеками; играл на пианино испанские песни; пел и рассказывал об Испании. О бое быков. Кончаловский в Испанию ездил каждое лето неизменно в течение чуть ли не десяти лет подряд. Знал эту страну вдоль и поперек, и если начинал поглаживать свою крепкую бороду, подбоченясь, тореадором поглядывая на собеседника, как на быка, то это значило, что Петр Петрович сейчас пустится рассказывать об Испании. Начиная еще с 1906 года стали на выставках русских появляться его сочно, ярко написанные холсты. Позже, когда основался «Бубновый Валет», Петр Петрович стал бессменным председателем этого общества. Для роли председателя этот могучий художник, в котором так и переливается по жилкам живописная силища, был очень хорош. Петр Петрович женат на дочери Василия Ивановича Сурикова Ольге Васильевне, он прекрасный семьянин. За границу ездили всегда всей семьей. Искусством занимались также семейно. Если семья сама не писала, подобно главе, то неизменно, постоянно позировала для могучих холстов художника инкорпоре.

О Петре Петровиче надо сказать, что был он замечательным рассказчиком. За чаем в «Романовке» неописуемо изображал, как мылись они с братом-доктором в бане. Банной оргии помогали: трещащий от мороза снег, лунный свет и бутылки пива, выливаемые на раскаленный перекинутый котел, чтобы помочь силе пара, придать ему дубовую – хмелевую крепость и жгучесть. По-рубенсовски заливаясь смехом, говорил Петр Петрович: «Мылся с нами кучер-геркулес – сплоховал, а мы с Митей выдержали». В день своего описываемого визита к нам Петр Петрович Кончаловский лечил свои зубы в лечебнице зубных врачей-женщин и рассказывал, как о диве, что там была одна девушка с абсолютно здоровыми зубами; эту девушку, по его словам, беспрерывно заставляли широко раскрывать рот для демонстрации. Рассказывая об этом, Петр Петрович сам раскрывал свой могучий рот, изображая эту девушку – идеал дантистов. «Я толстею, – говорил он, – мне 43, вот ужо зимой буду кататься с ребятами на коньках для гимнастики».

Бурлюк посещал Школу живописи, не пропуская ни одного дня. Был там с 9 часов утра до 12 дня (живопись) и от пяти до семи (вечернее рисование); возвращался он всегда в обществе Владимира Владимировича Маяковского. По-прежнему заходили Хлебников и Крученых, последний с отвращением всегда за чайным столом смотрел на масло – гадливое чувство вызывал в нем запах коровятины.

Помню, корректировался один из тогдашних сборников футуристов. Листы корректуры были разложены на столе с зеленым сукном, на котором принято играть в карты, и Хлебников наклонялся над ними на свои стихи: не садясь, он начинал бисерным почерком писать рядом варианты. Давид Давидович Бурлюк правил его корректуру сам, так как Виктору Владимировичу нельзя было давать в руки корректурных оттисков стихов его – все равно не поправит, а напишет поверх и сбоку новое произведение.

В эти же годы была большая дружба братская между Бурлюком и Маяковским. Маяковский, мне думается, искренне любил Бурлюка: он неразлучен был с ним. Бурлюк, уверенный в силе растущего нового искусства, выдвинутого в предчувствии революции, помогал утвердиться прочности, нужности этого нового.

С Владимиром Владимировичем Маяковским Давид Давидович Бурлюк познакомился, когда в 1911 году вступил, по конкурсу, в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. К Хлебникову, схимнику, молчальнику, – полный энергии, силы животной, Владимир Маяковский никогда не питал особой длительной склонности. Хлебников был чужд Маяковскому. Периодами, будучи в центре нового, под воздействием всеобщих восторгов, которые творчество Велимира Владимировича вызывало, Маяковский – хлопал Витю дружески по плечу и… восхищался. Но проходило несколько недель, и снова Владимир Владимирович подходил к Бурлюку близко, и ревниво (слегка боясь сам своего вопроса) спрашивал: «Ну, Додя, ты все понимаешь – скажи – ведь правда, стихи Хлебникова в конце концов пустяки…». Спрашивал, а сам, видимо, трусил – а вдруг работоспособность, культурность, глубочайшая одаренность великого…

Витя Хлебников, хотя с виду был тихоней, но на самом деле характером он был какой-то непокладистый, и по выходе книги, где были оттиснуты его стихи, никогда не оставался ничем доволен: ему казалось, что всего сделанного для него Бурлюком и Каменским мало. «Бурлюков и Крученых» в одном из воспоминаний сестры великого поэта Веры Хлебниковой, тогда малолетней и не разбиравшейся в фактах, которые старший брат рассеял.