Давид Бурлюк - Фрагменты из воспоминаний футуриста

Футуристов заедала бедность. За исключением Елены Г. Гуро, обладавшей жалкими крохами, и Н. И. Кульбина, имевшего чиновничье жалование царское, все остальные были нищеобразными. Вяч. Полонский так и говорит, что футуризм «привел в свои ряды не только новаторов, ощущавших костенеющую мертвенность буржуазных эстетических форм, но и всех недовольных вообще, непризнанных, оскорбленных, неудовлетворенных». О матерьяльном положении футуристов ничего не говорится здесь. А между тем всякому критику политико-экономической школы все явления надо именно оттанцовывать с позиции: каково было матерьяльное положение героя пера или кисти, когда он искусство гения до «сияния красотой» полировал. В первой книжке «Лефа» (1923 г.), ставшего скоро потом совсем чиновничьим семейным сборником и утерявшим поэтому интерес для общества, со страницы 143 приводятся воспоминания Дм. Петровского о В. Хлебникове. Оба – типичные футуристы. Почитайте, в каких условиях они жили и творили… Именно – только творили… Велимир Хлебников умер в пустой бане, без вещей, 28 июня 1922 г. П. В. Митурич оставил нам не только пронзающий рисунок Велимира на «смертном одре», но и пример поклонения дружеского. В его издании тогда же вышли воспоминания Веры Хлебниковой, рисующие необычную стрекозиную матерьяльную тонконогость величайшего поэта-футуриста. Таким же нищим изображен Велимир Хлебников и в воспоминаниях Вечерки-Толстой, изданных энергичным А. Е. Крученых. После Красного Октября было выпущено много книг. Печаталось несметное количество «авторов», взявших перо в руки лишь вчера. Но всегда успевают наиболее коммерсантные… Чем истиннее поэт, тем он менее коммерсантен. Тютчев – тому пример. Хлебников и К° – другой. Только через семь лет Государст. Институт Истории Искусств (Ленинград) под редакцией Ник. Леон. Степанова выпускает полное собрание сочинений Велимира Хлебникова. Какой отрадный факт. В недавно мной полученном частном письме молодого журналиста Александра Мих. Чичикова пишется (1929 г.): «Алеша Крученых выпускает отдельными брошюрами неизданного В. Хлебникова. Бедный Велимир… Слава пришла к нему только после смерти…» Этот кусочек – обычная точка зрения на В. Хлебникова. Она очень неправильная. Есть много писателей и художников, эстетически размножившихся ужасно и погибших бесследно в памяти людей. И наоборот – имя Ту майского известно почти как А. С. Пушкина, базируясь лишь на 8 строчках о весенней птичке. В исторической памяти человечества имеются примеры «капризов» славы. Человек приобретал известность, как бы не имея для сего достаточных солидных оснований. Велимир Хлебников стал знаменит еще в 1909 году, хотя его книги (то, что можно назвать «и увесистые томы и поэзии и прозы») стали появляться, благодаря Ник. Леон. Степанову, лишь сейчас. Автор этих строк являет подобный же случай. Меня довольно хорошо знают, хотя меня много ругали, но никогда не печатали. Пример популярности и «имени», когда никогда и нигде ничего не было напечатано, как только в сборниках, изданных собственноручно… Когда сотни и тысячи картин были выброшены (по воле быстрого времени вместо того, чтобы быть сохраненными в музеях и частных домах), и однако… меня многие знают и я свое имя встречаю то в той или иной книге на различных языках, посвященных новому искусству. Тогда я думаю – а что было бы, если бы Велимир Хлебников имел всю свою жизнь библиотеку и кабинет… Много денег тратилось всегда для поощрения чванной тупости. «Жизнь насекомых» написана Фабром, когда он переплыл к своим 60 годам ужасное болото нищеты и вышел на небольшой пустырь (собственный), бывший ему кабинетом, где жили его насекомые. В одном из рассказов А. П. Чехова юмористически освещается условность всякого «имени»… «Люди – ленивы и не любопытны». Пушкин позволил расширить его заключение. Не важно. Довольство взыскательного художника.

В «прибоевском» (Ленинград, 1929 г.) «Дневнике поэта» Николай Асеев, друг Хлебникова, истинный поэт, человек без вицмундирных пуговиц карьериста, в «Октябре на Дальнем» привел об авторе записок этих полторы сотни сочных строк: «Бурлюк жил среди рабочих, жил берложно: он в пестрых штанах – сам себе плакат, с подмалеванной щекой на эстраде, на улице, в толпе. Там ему по себе. Скажут: шарлатанство, оригинальничание. Да, пестрое, цветное блистательное шарлатанство, а не подхалимство, уживчивость, постничание, пролезание бочком, скромность монашествующих во искусстве ради многолетнего признания у всех на глазах с сознанием собственного двухвершкового достоинства. А ради чего все это шарлатанство… ради того, чтобы иметь возможность пять-шесть месяцев спокойно заниматься любимым делом. О, всесветные мещане, поймете ли вы когда-нибудь радость любимой работы». О, Николай Николаевич безумно прав. Заниматься искусством, это не в департамент ходить. Еще Фет говорил «о безумной прихоти певца». И в наши дни торжествующего диктаторствующего пролетариата надо чтить два лозунга: Свобода художествам и затем – Великое свободное искусство трудящимся массам… Я не закончил бы своего интересного введения, если бы не привел нескольких (из большого количества) указаний на то или иное упоминание моего имени у различных, часто довольно известных, авторов. Сочувственные страницы посвятили В. В. Каменский, В. В. Маяковский. В своих статьях меня упомянул Максим Горький. Мой неизменный друг, поэт-трибун, гремящий бронзой В. Маяковский писал: «С всегдашней любовью думаю о Давиде. Прекрасный друг. Мой действительный учитель. Бурлюк сделал меня поэтом»… Солнечный Вася Каменский в «Лете на Каменке» 1929 г. пишет (стр. 30): «А ты, Давид Бурлюк, был нашим вождем, учителем моим, учителем Маяковского. Я рад. Я горд, что и в Америке ты остался советским гражданином и идешь с нами в ногу по широкой дороге революционной новой жизни». В книге величайшего стилиста нашего Б. К. Лившица «Кротонский полдень» (стр. 72) Бурлюку посвящено особое стихотворение, где мое изображение лестно сближено с «Моисеем» Микель-Анджело. Среди многих (вплоть до Игоря Северянина) моих литературных портретов и изображений, то детальных, то в два штриха, приведу из «Костра» (Сбор. Ленинград, поэтов, стр. 89) Сергея Спасского: