Семён Кирсанов - Искания

Не скоро графу ездится,
недели едет, месяцы,
каретой слякоть месится,
то гать, то околесица.
Тут царские окраины,
луга неубираемы,
грибы несобираемы,
накинуты шлагбаумы,
и каждый под замком.

Пошла земля ничейная,
а чья ничья – неведомо,
какого назначения –
незнамо, не разведано.
Но где ж дубравы цельные?
Где сосны корабельные?
Где рощи? Все порублены,
невемо кем погублены,
и всюду пни да пни.

А между пней растреснутых,
колючками обнизаны,
хвощи царят в окрестности,
на них коронки сизые,
в шинах-прыщах, как ящеры,
их чертовыми тещами
прозвали еще пращуры,
а завладели рощами
давно, видать, они.

Был бор, а весь обуглился.
И все же граф любуется:
дубы и те не выжили,
вощи их силой выжили,
березы были – вымерли,
хвощи хвостами вымели,
везде торчат их заросли.
Подпрыгнул граф от зависти:
– Вот сила! Как взялась!

Со страху клячи пятятся.
А где ж пустынник прячется?
Ни пчелки, ни подсолнуха!
И словно сон из сонника,
пенек оброс опятами,
а под хвощами сочными,
за паутиной спрятанный,
ну, меньше пальца, сморщенный
сидит пустынник Влас,

Людичи, людичи,
внучичи и отчичи,
хвощичей колючичи
вылущат вам очи-чи.

Оттащите вы меня
от Шипа Шипочича,
обрубите корни пня
Дубача Дубочича.

А уж я вас выручу,
чуру-чуду выучу.

Есть река, за ней река,
за рекой еще река,
а за самой рекастой
рукавистою рекой
есть такой невесть какой,
и глазастый и рукастый,
Мастер-На́-Все-На́-Руки,
целый дом одной рукой
подымает на руки.

Он и мастер
кожу мять,
он и масло
отжимать,
всякий злак
сеять, жать,
сайки с маком
в печь сажать,
лес рубить,
рыб ловить,
пуд железа
выплавить.
Вам его бы
полюбить –
всем помог бы,
стало быть,

Только чур – не тово!
Силой мастера того
на работу не поставить,
и плетями не заставить,
и цепями не связать,
и обманами не взять,
и себя погубите,
если не полюбите.

Людичи, людичи,
будьте – людо-любичи,
пропадете, будучи
людо-люто-губичи.

Оттащите вы меня
от Шипа Шипочича,
обрубите корни пня
Дубача Дубочича.

Обе клячи сгоряча
в дом доскачут до ночи,
там отдайте старича
в ручичи Аленычьи.

Та от радости плачет.
Волшебство, не иначе!