Куда деваться от мечтанья
о твоей коралловой стране
заглушишь как трепетанья
как пробраться к луне
светел день ало пламя
земля и деревья шипят
не укрыться сверканья
змеи золотые меня сторожат
вокруг горят ведьмовства маки
сквозь хвои сосн сверкнет дозор
как совесть мучит камень всякий –
и ветка гибкая – укор
видно сон навевает жара
видно околдован паром
и с землею проститься пора
где призывы звучат мои даром…
я в гроб вошел – там кости дышат
там несносно зловонье
и опять выползаю на крышу
где столбы сплелись в целованье
в воде ловлю пушистых зайцев
плавает лебедь… вдали цапля
в тумане не увижу хоть пальцев
но несносна длинная лапа –
зарычал я бросаясь на дно
кувыркаясь как мельниц колеса…
и ухо волной снесено
и дух мои вопит безголосый…
где тесен пыл бойница
заплекает рыжья спица
гоголя падвол калоша
шагая улицам сельди висель
в запоры саить сулы
лег беззаботно пали тулы
вы вероки облачь сказаль
облачье болое вбить наповал
«к прекрасным далям нас зовет…»
к прекрасным далям нас зовет
и кличет земля худая
куда я?
или наступает тот потоп
что в бок ударя
сядет на сельд
висеть будет удалой?
браво!
всегда так было с оравой…
Мощь и тощ теперь пара!
Ломая ветку
прыгая
в воздушную сетку
игривая жизнь
вспугнула наседку
икра я
замечай обмельчение рек
железный вол плывет поперек
бойницам тесно
как тесто всходит пыл телесный
судрец был силен высшим
книги его грызут мыши
начертают черные флаги
спать легко на бумаге
где то звенит пустота
везде гласит смех острие рта
ранит невесомая игла
притупила зубы пила.
не зримов у стен
буды
замечало песнь роды
крайне чтец боится
паровозил сто копытца
из под земли вырыть
украсть у пальца
прыгнуть сверх головы
сидя итти
стоя бежать
куда зарыть кольца
виси на петле
тихо качаясь
(язык будущего смерть символизма)
никто не станет спорить, если сказать что у нас нет литературной критики (судей речетворчества)
не станут же принимать за таковых вурдалаков питающихся кровью «великих покойников» ни душителей молодого и живого
вурдалаки гробокопатели станичники паразиты – единственные достойные имена наших критиков
перегрызть друг другу горло, заклевать, утопить «в ложке воды» – их всегдашнее занятие даже охота
любят наши критики сводить счеты или заниматься политическим да семейным сыском и всегда оставляют вопросы слова в стороне
русские читатели (даже они!) презирают их и с отвращением отодвигают жвачку предлагаемую вместо пищи
но к позору истинных ценителей и любителей искусств надо отнести то, что нужное слово никем сказано не было
Не надо удивляться, что нас баячей будущего забрасывают грязью «критичек»
Мы уподобились воинам напавшим тусклым утром на праздных неприятелей – и вот они на потеху победителей и всего мира дают друг другу пинки цепляются за волосы и неприятелю могут бросить одну лишь грязь и брань
не страшны нам такие воины а их переполох – наша добыча!
смотрите толстогубые!
мы показываем оружие хитро заостренное и лучшего закала, оружие за которое вы блудливо хотели взяться и только порезали свои руки…
до нас не было словесного искусства были жалкие, попытки рабской мысли воссоздать свой быт, философию и психологию (что называлось романами, повестями, поэмами и пр.) были стишки для всякого домашнего и семейного употребления, но
искусства слова
не было
странно? скажем больше: делалось все, чтобы заглушить первобытное чувство родного языка, чтобы вылущить из слова плодотворное зерно, оскопить его и пустить по миру как «ясный чистый честный звучный русский язык» хоть это был уже не язык, а жалкий евнух неспособный что-нибудь дать миру. Его лечить и совершенствовать нельзя, и мы совершенно правильно заявили «бросить Пушкина, Толстого, Достоевского и проч. и проч. с парохода современности» чтоб не отравляли воздух! после былин и «слова о полку Игореве» словесное искусство падало и при Пушкине оно стояло ниже чем при Третьяковском (хотя и совершенствовались «пути сообщения», – смотри ниже).
Читать дальше