Сергей Носов - Сторожение

«Рюкзак, ремень...» — «Кормушка, сушка...»
Вот логопед — сидит старушка,
произносящая слова
с таким достоинством, так внятно!
Ей говорить многоприятно.
А мы не так. Я вижу, пятна
на шее друга. Он смущен.

На подоконнике растенья
растут в горшках. Членораздельно
собака лает во дворе.
Шуршит трава. Я к ней вполуха
прислушался. Летает муха.
Ах, память, глупости шептуха,
язык ты мой, все хорошо!

Они выясняют опять отношения.
А меня — дома нет.
Отрабатывая произношение
он говорит всё, что думает.
Каждому предмету даровано имя —
вещи называет своими именами
громко и с чувством. Она лишь одними
всхлипами отвечает. Он стучит ногами.

А я, ценитель житейской прозы,
выхожу на кухню, где слышно хуже
и задаю себе разного рода вопросы,
но больше стараюсь про грядущий ужин.
Достаю кефир и лью из пакетика,
чтобы полный стакан (беде не поможешь криком),
и, оставаясь верным своей поэтики,
действительность эстетизирую с помощью бедной рифмы.
И на стуле качаюсь. И как там писано
эпилептиком было? (Они двигают мебель.)
И гляжу в окно пристально,
будто что-то есть там, на этом небе.

Каждый думал о чем-то, но кто о чем.
Были трезвые, другие — под мухой.
Не пустили пришельца с мешком за плечом,
посчитав бомжом-побирухой.

И тогда Дед Мороз, в образ вжившись,
пошел в бывший заклепочный цех и в этом паласе
пил с бомжами спиртосодержащую жидкость,
а потом уснул на матрасе.

Ненавидя мир в душе,
ел пирожное «Буше».
Как всё скучно, гнусно, гадко,
мерзко, подло, вредно, сладко!

«Небо — высота — крылья», —
встрепенулась птица
и полетела.

«Небо — звездопад — скука», —
произнес волк
и завыл на луну.

«Небо — потолок — крышка», —
подумал крот
и помер.

Без пяти секунд покойник,
взгромоздясь на подоконник,
тихо скажет миру «ох»,
завершив последний вдох.

А потом случится то, что
называлось, что ли, прошлым:
за стремительный полет
все сначала проживет.

А у нас полегче случай,
потому что я везучий,
худо-бедно, а везет —
не снесет, не занесет.

Отчего же я так четко
то и это помню — к черту
будто падаю,
лечу
и кричу
и жить хочу.

Известно,
собакам редко снятся лица людей,
чаще — кисти рук
и ноги ниже колен.
Особенно часто —
ботинки, туфли, сандалии, носки и колготки,
отвороты брюк,
полы платьев.
Все это обоняют собаки во сне
и лишь в меньшей степени
видят.

Человека во сне занимает картинка,
движущееся изображение,
сюжетное кино;
не всякому сновидцу приснятся запахи.
Запахи лишь портят человеческий сон,
они тревожат, смущают:
где-то что-то горит,
потянуло гнильцой,
почему запахло известкой?
Хочется увидеть источник запаха,
понять и забыть и больше не
нюхать.
Прочистить нос.
Человеку несвойственно нюхать во сне.
Он лучше проснется.

У собак все иначе.
Приключения запахов, их борьба,
их взаимопроникновение,
метаморфоз —
вот содержание собачьих снов.
Предметы же спящим собакам
чаще всего предстают
малоубедительными размытыми пятнами,
вглядываться в которые нет никакого желания,
и правда, зачем,
если можно понюхать?

Языком запахов нужно излагать сон собаки.
В человеческом языке нет подобающих понятий и
выражений.
Бывает, приснится собаке такое,
что даже ее богатая на запахи память
не может найти соответствия
в своем необозримом
(в необообоняемом?)
Словаре
(или как еще: в духаре?..
в нюхаре?..
в именонюхе?..).

Такой сон волнует новизной ощущений,
это сон-откровение.
Иногда снятся страшные сны.
Кошмары у собак бывают двух видов.
Чаще всего чуются запахи,
наводящие ужас
и омерзение,
например,
запах следа на песке от резиновой подошвы сапога
Митрофаныча,
ветерана отлова безнадзорных животных,
или кисловатый душок вельветовых брючин
контролера трамвайного парка,
отобравшего у суки щенят.
Но страшнее всего (и вот где кошмар!),
когда снится
отсутствие запаха.
Почему собаки воют на луну?
Потому что луна не пахнет.
А это ужасно.
Все должно пахнуть,
все, что есть в природе,
все обладает запахом.
Но не пахнет луна.