Яна Кане - Зимородок

Душа, не верящая в Бога, —

Нагая, смертная душа.

Её не манят песни рая

И муки ада не страшат.

Ей некуда нести молитвы:

Смиренье, благодарность, лесть.

Она в пути своём бездомна.

Ей сострадание и честь

В ненастье служат маяками.

Она живёт в последний раз.

И пусть прозреньем озарится

Весь путь её в предсмертный час.

Душа печальна и пуглива,

Нежна, насмешлива, беспечна,

Мудра, бесхитростна, лукава.

Со смертным телом неразлучна,

С ним смертна.

Век свой быстротечный

Познав, приняв, она свободна,

Светла, неповторима, вечна.

Весенняя душа в больном, согбенном теле,

Жасминная, цветущая душа,

Как ты утомлена, как ты близка к пределу

И как благоуханно хороша!

Обряд принятия молчанья

Печален.

Молчалив обряд

Печали.

Предрассветной ранью

Теней неторопливый ряд

Скользит меж темнотой и светом,

Меж сном и явью.

Не спеши

Облечь в слова, в дневные мысли

Посланцев призрачных души.

Если Бог создаёт человека

По своему образу и подобию,

То Бог многообразен и изменчив:

Женщина, мужчина,

Младенец, девушка, старик.

Если человек создаёт Бога

По своему образу и подобию,

То Бог противоречив и разнороден:

Отец, мать, судья,

Сестра милосердия, палач,

Самодержец, пастух, поэт.

Молоко и кофе, горечь и сладость

Смешаны по-разному в разных чашках.

Одно постоянно и неизменно:

Уязвимый и конечный создаёт слово,

Отделяющее темноту от света.

Познавший свою смертность

Становится творцом.

«Крыши присыпало снегом, как стрептоцидом.

И кажется, что вот-вот всем должно полегчать».

По ниточке этих слов я карабкаюсь к дальнему свету.

У них я учусь стихами не говорить, а молчать.

Без крошек птичьего хлеба

В сытости нет утоленья.

Асфальт городской был бы мёртвым,

Если бы не воробьи.

Душа благодарна за россыпь

Воробьиного угощенья —

Слова любви и печали,

Простые строки твои.

Небо придумывает снежинки —

Созвездия, рои, кружевные вихри

Бессчётных танцовщиц, мотыльков, соцветий.

У каждой, у каждого есть миг рожденья,

Свой путь, своё место, своя кончина,

Заветное, неповторимое имя,

Строка на тайных, вечных скрижалях.

На обледеневшей крыше

(О, как высоко, как страшно!)

Звездочёт разгребает,

Как первый снег, облака.

Приподнявшись чуть выше,

В ладонь собирает неспешно

Созвездья… Не оскудевает

Дарящая звёзды рука.

Не зверь, не человек, не бог…

Но кто-то смотрит вслед,

Высвечивая дальний путь

Сквозь толщу миль и лет.

Сквозь ночь, сквозь штормовую мглу

Мне вдруг издалека —

Луч взора этого как знак,

Как проблеск маяка.

Не зверь, не человек, не бог…

Но знаю – выйдет срок,

И прочитавший тайный смысл

Всех дел моих и строк

Заглянет прямо мне в глаза

И подведёт итог.

Вылупиться из скорлупы своего я.

Не нарекать своё отражение

Ни демоном, ни богом.

Обнаружить, что предназначение зеркала —

Пускать солнечных зайчиков.

Река, и солнце, и деревья.

В движении – вода, и свет, и листья.

Рябь отражений серебрит изнанки листьев.

И ветви шелестят, колеблют блики,

Играя светом на поверхности воды.

Не там и не тогда – сейчас и здесь.

Не то, что быть могло, а то, что есть:

Ладонь открытая и вольное дыханье.

На полпути между твореньем и творцом

Конец с началом сомкнуты в кольцо,