Под горький дым последней папиросы
Заглянем Вездесущему в глаза,
Пока суровые, как шторм, матросы
По палубе взбесившейся скользят.
Остались нерешёнными вопросы.
Ухватимся покрепче мы за реи.
Над головами мудрый Змееносец,
И с трона смотрит вниз Кассиопея.
Услышать бы лай Псов и поступь Волка
Под ветра рёв и собственные крики,
И отыскать спасения иголку
Сквозь Волосы прекрасной Вероники.
Жить нам иль нет – решает провиденье,
Свой суд верша в созвездии Весов.
Зачтутся нам и храбрость, и терпенье,
Но не осталось больше Парусов.
Покуда впереди есть хоть мгновенье
И горы волн вздымаются окрест,
Нас с неба осенить благословеньем
Успеет на прощанье Южный Крест.
«Горячее солнце ложится на море…»
* * *
Горячее солнце ложится на море,
К зелёной груди жёлтый лик свой клоня,
И мечутся птицы на синем просторе,
Любуясь с небес угасанием дня.
Они зачарованно ждут перехода
От ясного света в густеющий мрак.
У всех на глазах засыпает природа,
Умолкли актёры, окончен спектакль.
Но солнечный заяц наутро раздвинет
Тугие портьеры большой головой,
И ловко подпрыгнув из аквамарина,
Ухватится бодро за фон голубой.
Опробует струны цветочные ветер,
Актёры проснутся, послышится гам,
И утренний лучик хрустального света
Ночную печаль бросит тенью к ногам.
На сборе всей труппы солисты с волненьем
Начнут перебранку за главную роль,
Им солнечный заяц подаст угощенье,
Все будут довольны привычной игрой,
Лишь бойкий воробушек, сбросив смущенье,
Воскликнет, что нынче он – птичий король!
«Пегас подковы не теряет…»
* * *
Пегас подковы не теряет —
Поэты зря забыли сон.
Копыта в воздухе мелькают,
Но лишь немногим слышен звон.
Несётся тенью меж мирами,
И взмах крыла его горяч:
Под правым вспыхивает пламя,
И слышится под левым плач.
Сын Посейдона и Горгоны,
Дитя морских могучих тел,
Едва родившись, без разгона
Стрелою в небо полетел.
Его трепал по холке Пушкин,
Есенин гриву заплетал,
Был Пастернака другом лучшим,
А мне сказал: «Уйди, нахал!»
Не отстаю, вослед таскаюсь,
Поймать пытаюсь ритм подков.
Заржал Пегас под облаками,
Махнул крылом и был таков!
Питер спит под тоненькой накидкой —
Видно, он свои простуды лечит
Белой шалью, обхватившей гибко
Невских крыш натруженные плечи.
В чисто накрахмаленной постели
Сон ему загадочный приснился:
В нём он стал под пение метелей
В белое одетым юным принцем.
Спят атланты в шапочках пуховых,
Спят дворцы в торжественных ливреях,
Спит собор в искристой ризе новой,
В белых платьях липы спят в аллеях.
Слишком долго, хмур и неприветлив,
Питер ждал с небес невинной ласки,
Но сегодня утром стал он светлым,
Как в конце старинной доброй сказки.
Душа поёт по собственным законам —
Юрист не знает, чем она жива.
И не помогут веские резоны,
Казённые и скучные слова,
Чтоб струны сердца тихо отвечали,
То радостью, то болью и печалью.
Везде как стены – жёсткие запреты,
Чтоб кто-нибудь не вздумал улететь,
Вот только души этим не задеты —
Их тянет сладкий пряник, а не плеть.
В иных мирах парят они привольно,
Как птицы над высокой колокольней.
Рисует в тесной комнате художник
Картину с парусами вдалеке,
Поэт, случайно вышедший под дождик,
Слагает стих о солнце и песке,
И хочет музыкант, расставив ноты,
Сыграть мотив орлиного полёта.
Закон прекрасно знает про нельзя —
Искусство, в запредельности скользя,
Исследует границы, где возможно,
А это всё прекрасно, зыбко, сложно —
Не разделить на строгие «да», «нет»
Мерцающий волшебный божий свет.
«Когда, скорлупки растолкав…»
* * *
Когда, скорлупки растолкав,
Рождается скворчонок
И над ближайшим озерцом
Готовится в полёт, —
Не понимает он пока,
В тени огромных ёлок,
Что небо – новое яйцо,
И нужно белый свод
Пронзать с восхода до зари
Весёлой звонкой песней,
Клевать ночами зёрна звёзд,
Выискивая брешь,
Чтоб как-то утром, воспарив,
Нечаянно воскреснуть
В иных мирах, средь новых гнёзд,
Где ветер прян и свеж.
Читать дальше