Алексей Смехов - Третья сила

Но с каждым днём все громче шелест
Болтливой радостной листвы,
Жужжат на сладкое нацелясь
Жуки и пчёлы средь травы.

И неуступчивый подросток
На завтрак чистые пьёт росы,
Салфеткой ветра сушит губы,
И всем показывает удаль,

Достав почти до облаков,
Он, юношей зеленоглазым,
Впервые чувствует любовь,
И всё в нем закипает разом.

Лес дарит первые цветы
Охапками, горстями, грудой.
Ковры прекрасные плести
Он быстро учится – он любит.

И звонким голосом ручьёв,
И пением рассветной птицы
Он постоянно про любовь
Твердит, и не наговориться.

И этот гомон, свист, задор,
Чижей заливистые вирши
Опять закончатся гнездом
Под крепкой шелестящей крышей.

Его накрыло артобстрелом —
Издалека лишь видел фрицев,
В окопчик мина залетела —
И кровь горячая дымится.

А был для матери опорой —
Всю жизнь сыночку отдавала.
Солдатский путь прошёл он споро
И сделал для победы мало,

Провоевав всего неделю
В свои шальные восемнадцать…
Он так мечтал о жарком деле,
Но довелось с землёй обняться.

Случилось всё нелепо, глупо,
И есть ли толк от этой смерти?
Но шепчут рядом чьи-то губы:
«Я вытащу, браток, дотерпишь!»

И руки сильные медбрата
Его тащили в плащ-палатке.
Белели стены медсанбата,
Хирург, шатавшийся с устатку,

Сказал, осколки вынимая:
«Легли впритирку рядом с сердцем —
Не дотянул чуток до рая,
Сумел ты, парень, отвертеться.

Отныне жить обязан долго…» —
К нему неслось, как через вату.
А он припомнил дом на Волге,
Когда мальчонкой, не солдатом,

Лежал под солнцем в огороде
И слушал с неба птичьи трели,
Гудели низко пароходы,
Не кровью пахло, а сиренью…

Пять долгих месяцев медсёстры
Его от смерти отводили.
Весёлый, синеглазый, рослый —
Нельзя ж такому лечь в могилу.

И вот залатанный, счастливый
Врачей он обнял на прощанье.
Гудел шофер нетерпеливый —
Солдат писать всем обещался.

Успеть на фронт до ночи надо.
Запрыгнул в кузов, чуть отъехал —
Вдруг в небе юнкерсов армада…
И сразу стало не до смеха:

Раздался бомбы свист противный —
Полуторка взлетела в воздух…
Медсёстры плакали надрывно,
И слёзы сыпались, как гроздья.

«Добрался всё-таки до рая!» —
Пробормотал хирург сердито.
Швыряет смерть, не разбирая,
Счастливчиков в ряды убитых.

Мать похоронку дочитала,
Глаза отчаяньем пролились:
Любовь не отразила стали.
Война не знает слова «милость»,

Ей недоступно состраданье,
Поступков людям не разведать —
Одно лишь точно: страшной данью
Была оплачена победа.

Когда под утро сгорают звёзды,
Как будто зодчий сметает пыль,
Их свет на травы летит и россыпь
Ложится каплями на ковыль.
Ни звук, ни шорох не тронет душу,
Лишь еле слышно растёт цветок,
Что было тайным – спешит наружу,
Впитав прохладной росы глоток.

Без тяжких скрипов и без усилий
Планета крутится на оси,
Ночной цвет неба меняет синий,
Бутон закрытый готов цвести.
Из нежных почек выходят листья,
На месте завязи светит плод,
И бок зелёный под солнца кистью
Нальётся красным уже вот-вот.

Большое чудо по белу свету
Ступает тихо то здесь, то там.
Растут деревья, взрослеют дети
Без громогласных «та-да-да-там!»
И одуванчик головкой нежной
Легко взрывает сухой асфальт.
Чудес не слышно, но их безбрежность —
Необъяснимый, но точный факт!

Мы завтра свой путь продолжим навстречу туманным далям,
Под дудочку крысолова, размеренный скрип седла,
Старинную сказку вспомним, вдохнём зверобой и ягель,
Поймём, что не зря дорога нас в сумрачный лес вела.

Настигнет холодный вечер в конце неприметной тропки.
Усталых коней стреножим и кружки сполна нальём.
Глаза в темноте – не шутка, но сказочник – не из робких,
Фантазией мрак развеет, пропев нам о дне былом.

И песен до света хватит, и хватит чудных историй,
Где есть и любовь, и битвы, и шёпот заморских трав,
Мерцая над чёрной чащей, луна неустанно вторит,
Что как бы там жизнь ни вышла, но тот кто добрее – прав.