Евгений Гребёнка - Поэзия народов СССР XIX – начала XX вв.

Пусть жертвой безвременно лягу,
Пусть юности минет пора, —
Народу принес я присягу
Из золота и серебра!

Моя душа пришла в волненье, и верится с трудом,
Что может стать в одно мгновенье то пламенем, то льдом.

Весь мир прокляв, в одно мгновенье из тысячи огней
Вдруг вспыхнул, точно вдохновенье, пожар в груди моей.

Душа-бедняжка загорелась… Бедняжка? Нет, она
И силу обрела, и смелость, мятежна и грозна!

Она горит, но не от горя, — от радости горит,
Она горит, с неправдой споря, и новый мир творит.

Душа горит… К чему угрозы — огонь залить водой?
Пускай из глаз моих, как слезы, бежит огонь святой!

О слезы, двигайтесь, как реки, от ночи до зари!
Не гасни, мой пожар, вовеки, душа моя, гори!

Почему, душа моя, жестоко,
Так, что сердце в пламени скорбит,
Мучаешь и жжешь меня до срока
По причине мелочных обид?

Ты сама, пути не зная к бою,
В том огне погибнешь тяжело…
Разве на земле само собою
Уничтожится, исчезнет зло?

Как бы ни пылали наши раны,
Разве цепи разорвать легко?
Если на пути твоем капканы,
Разве убежишь ты далеко?

Позабудь обиду и унынье!
Если счастье надобно тебе, —
Ради счастья проведи отныне
Жизнь свою короткую в борьбе!

Пройду ли по травам башкирского края, —
  Душа устремится в полет.
Услышу ли издали песню курая [251] Стр. 576. Курай — деревянный музыкальный инструмент типа флейты. , —
  Мое существо запоет.

Взберусь ли к дубравам башкирских нагорий, —
  Мне чудный откроется мир.
Но княжество смерти, но темное горе
  Я вижу в селеньях башкир.

Живые покойники тлеют в могилах,
  Их боли не слышится крик,
Но скорбную повесть о селах унылых
  Несут нам Сакмар и Яик [252] Яик — река Урал. .

И сам я не знаю, кого проклинаю,
  Когда на Урал я смотрю.
Настанет ли время башкирскому краю
  Узнать и увидеть зарю?

И кажется, будто, великий и строгий,
  Мне чутко внимает Урал,
И кажется, будто исчезли тревоги
  И день засверкал, заиграл.

Мне кажется: песня летит издалёка,
  Летит, чтоб развеять беду,
И верю: дождусь я желанного срока, —
  И верю, и плачу, и жду!

Бог — посреди небес.
В земной юдоли — бес.
Я мальчуган.
Один твердит: «Ислам!»
Другой кричит: «Я сам!»
В словах — туман.
Но справедлив ли бог?
А бес — кому помог?
На чьей из двух дорог
Обман?!

Печаль моих стихов, пылающих в огне,
Почувствовал ли ты, приятель мой певучий?
Кому же петь, скажи, кому же, как не мне,
В чьем сердце вспыхнул пламень жгучий?

Проходят предо мной событья прежних дней,
Весны мне слышится напев победоносный.
Разлив моей души становится сильней,
Как вспомню я былые вёсны.

Скажи: Уральских гор ты видишь синеву?
Из клетки, соловей, взгляни на них скорее!
Для этих гор пою, для этих гор живу,
И с ними песнь моя смелее.

Не хочешь петь? Иль ты не слушаешь меня?
Иль ты отягощен заботою иною?
Свой клюв красивый трешь, товарища дразня…
Иль ты смеешься надо мною?

Ты видишь ли весны свободную тропу?
Везде звенит капель, везде проснулись ветки
Волнуюсь я, а ты дробишь свою крупу…
Иль ты остаться хочешь в клетке?

Везде звенит капель, везде бегут ручьи,
Весь мир приветствует весна горячей речью,
И птицы певчие, сородичи твои,
Уже летят весне навстречу.

И я то радуюсь, то, мучаясь, пою,
Когда идет весна по взрыхленному полю.
Ты скоро ль, соловей, изменишь жизнь свою,
Ты скоро ль вырвешься на волю?

Ты видишь, как земля весною хороша?
На память мне весна былые дни приводит.
Кипит моя душа, бурлит моя душа,
Из берегов она выходит.