Олег Анофриев - Есть только миг

P. S. «Под вашей смеющейся и дерзкой маской – лицо другого человека, маска противоположного. Это хорошо» (Серафима Бирман, 1968 год).

Отличный селекционер! Собрать такую труппу в не лучшие годы для театра.

Диктатор! Его боялись и любили. Уйти из его театра можно было только ногами вперед.

На сцене Марцевич и Мизери. Объяснение в любви. Ничего не получается, есть красивые и молодые люди, а любви – нет! Охлопков не выдерживает, выбегает, как юноша, на сцену. Огромного роста, стройный, обаятельный, хватает обеими руками за плечи мизерную (прошу прощения) Мизери и произносит те же самые слова.

Какое-то чудо! Мы все в зрительном зале уверены, что у них роман. Что Николай Павлович без ума от Светки.

Сказка внезапно кончается, Николай Павлович неторопливо, сутулясь, возвращается на место. Объясняет все очень просто: «Любить можно только на входе, на выходе ничего не получится».

Сколько Марцевич ни вдыхал, сказки не было.

И еще. О паузе. На всю жизнь запомнил.

Я чуть не сорвал спектакль – был пьян. Обошлось, спектакль состоялся. А я практически был уволен, ждали только последнего слова Охлопкова.

Прогон нового спектакля, принимает сам. Я играл небольшую роль. После – замечания. Всех обсудили, обо мне ни слова. Кто-то робко: «А Анофриев?»

Поворачивает голову в мою сторону: «А с вами нам придется расстаться… если это еще раз повторится!»

Всю эту смертоносную паузу стояла мертвая тишина, но после второй половины фразы все вскочили с мест и стали поздравлять меня. Знали: наказывал и прощал – по-царски!

Такого поистине взрывного человека я не встречал, хотя и сам обладаю немалой энергией. Огромный запас историй, случаев, анекдотов готов был обрушиться на тебя, стоило только зазеваться! В каждом человеке он искал слушателя, рассказывая или пересказывая одну из своих баек.

Сначала это смешно, порой до слез. Во второй раз тоже смешно, но уже не так. А потом ты или скрывался, или прямо говорил, что уже слышал это. Тогда он мгновенно менял тему, их у него тьма-тьмущая.

Трудней всего, если ты встречался с Весником много лет подряд. Все истории ты уже знал наизусть, а он их повторял вновь и вновь кому-то из партнеров по концерту.

Этот феномен я никогда не мог раскусить. Отказать Веснику в уме нельзя, в чувстве юмора – тем более. Да и в чувстве такта трудно сомневаться…

И наконец я понял, в чем дело! Когда стали выходить одна за другой книжки Весника, в которых были все те же истории, отшлифованные на нас, на наших реакциях, иногда на наших замечаниях. Я понял, что мы нужны были ему как подопытные кролики.

Больше всего Весник не любил, когда его рассказы вызывали сомнение или просто недоверие. Он начинал сердиться или просто посылал тебя подальше и искал другого, более благодарного слушателя.

Так было и со мной. Он так верил в меня как в слушателя, что однажды решил рассказать, как на рыбалке встретился с Ельциным! Я не выдержал и заорал: «Перестань врать! Сколько можно!..»

С тех пор мы еле здоровались. И дернул же меня черт за мой поганый язык!

В моей библиотеке есть книжка Весника с его автографом. Кстати, она называется «Врать не буду».

Как много всякого разного было в жизни вместе с Гошей. Хотите – ругайте, хотите – нет, но по-другому я его называть не могу.

Фильмы, в которых мы снимались, концерты, гастроли и многое, многое, многое – полжизни!

Милый, невозмутимый в любых обстоятельствах Гоша. Всегда спокойный, всегда уважительный, неплохой рассказчик, умница, книголюб – родная сердцу душа.

Расскажу о том, что не каждый знает. Его страсть изобретать слова, и не просто слова, а смешные, нужные для дела слова. Никому бы не простил искажение текста рассказов Михаила Зощенко. Ему прощаю. Потому что это на уровне автора!

Чего стоят его:

такой древнегреческий грек пив кагор (вместо Пифагора)

Шекспирт, король Литр и др.

Много лет он занимался йогой, спал (говорят) на березовых дровах, стоял по несколько минут на голове.

Чувство самосохранения в нем превыше всего, если не считать профессии. Только ради сцены он может позволить себе работать больным. А остальное – гори синим пламенем!

У Гоши был любимый волнистый попугайчик, который, по его утверждению (а в Гошиных словах я никогда не сомневаюсь), беседовал с ним.

– Сядет на плечо и спрашивает: «Ну что, все бегаешь? Иди поспи!» А однажды сел он на плечо, я говорю ему: «Ты чего?» А он в ответ: «А ты чего?» До сих пор не пойму, как это можно объяснить…