Виктор Колесник: Душа луны

В горячую эру
Лет моих золотых —
О, сколько я знал своих! —
Которых любил без меры…
Было пути начало,
Идти по нему спешил —
И громче всех кричала
Бездна твоей души!
Мне и теперь подчас,
Пусть в серебре виски,
Хочется, хоть бы раз,
Вновь заплыть за буйки…

И светлые дни и – ночь,
И будней земная сила,
А сердце – просилось прочь,
А сердце – стихов просило.
Лучом озарён был дом —
Как солнце попалось в руки, —
Стал первым моим трудом
Ваш томик добра науки.
И двадцать пять лет спустя,
Сомнений познавший в меру,
Иду по земным путям
Из юности – в эту веру.

У тихой нежности тех дней
Всегда опущены ресницы…
Всех ярче в памяти моей
Журналов томные страницы.

Когда за всё – одна цена:
В укромных днях библиотеки
Читал я Ваши имена —
Разлитые по жилам реки…

Из вечной памяти страны,
Давно исчезнувшей на карте,
Вы взяли песни и огни,
Как чай берут в пустом плацкарте.

Бегут по стёклам эти дни —
Дождём сверкающие дали —
И только Вы тогда одни
Напиток крепкий мне отдали.

И в поздней детскости своей,
Теперь дымящейся в камине,
Я пил напиток королей —
Настойку чая в терпком тмине.

Когда молчали журавли
Под звон гитарных струн Гарсии,
Со всех концов большой Земли
Я слышал голоса России.

Я знал себя в любом цветке,
На хризантемный снег похожий.
Кто шёл, сутулясь, налегке?
Я ревновал к тебе, прохожий!

Из первой радости весны,
Когда так горек плод маслины,
Я нёс стенанье тишины —
Горчащий крик ночной калины.

В толпе людской огни тихи
И песни громки и азартны.
Я Ваши целовал стихи —
Настойку дней в пустом плацкарте.

И внемлю радостям поры,
Того добра, что я – на свете,
И принимаю, как дары
Добро и свет в земном завете.

Опять в душе моей трофейной
Голодный пульс сердечной пустоты.
Где чаша, полная кофейной
Правдивой, жгучей, ясной черноты?

Опять небес огонь надземный
Вершит суды извечной суеты.
Где сила, голос мой презренный,
Твоих тонов и стонов густоты?

И нет в стихах ни звука, только
О стены бьётся эхом тишины
Потерянная в мире долька
Души моей закрытой глубины.

Голодность пульса – свет унылый,
И эта бесконечность – быстрота:
Началом был ответ Людмилы
И молчаливость белого листа…

Вы не пишите мне уже тысячу лет,
Адресата не знают конверты,
Только знаю одно: Ваше имя – поэт,
Вы живёте в земной круговерти.

Вам слышнее всего среди звуков планет,
Нарисованных богом на карте,
Жар зимы у печи, холод яростных лет,
Запах первых подснежников в марте,

Пенье птиц на заре восходящего дня,
Малодушие душ и отвага,
Окружение радостей как западня —
Всё, что позже впитает бумага.

Вы молчите порой, но однажды прольёт
На заброшенный стол адресанта
Ваших писем-стихов обжигающий лёд
Освящённость слезы арестанта.

Этот шелест листов тяжелее оков,
Но в плену ожидания строчек
Эти рваные раны забитых мирков,
Это небо из пепла и точек.

Этот я, кто уже никогда как поэт
Не разложит Вселенной конверты;
Оттого вы молчите уж тысячу лет,
Чтобы жил я в своей круговерти…

И старт и финиш – как полёт листвы,
Запеть успевшей в наступлении рассвета.
Но измененья цвета не новы
Ни в зной зимы, ни в ледяную стужу лета.