Виктор Колесников - Темь

Пока Иван не столкнулся с тьмой, больше всего в своей жизни он не любил холод. От одной мысли о зиме, нагоняющей ледяные вьюги, унылую серость и длинные холодные ночи, на юношу накатывала тоска и безнадега. Благо, работа парня не обязывала проводить часы в стуже, как это делали некоторые его товарищи. «Я бы и недели не протянул на холоде, околел бы, как ни кутайся» – говорил Ваня знакомому, работавшему доставщиком еды, шнырявшему по многочисленным улицам мегаполиса, где ему еще и небыли рады. Герой повествования же, работал, не покидая своей однокомнатной квартирки, расположенной на девятом этаже панельной хрущевки. В морозный день выбраться из дома Ваня мог разве что для оплаты интернета, ведь без доступа к сети деятельность фрилансера замирала, да и в «Танки» было не сыграть. Еще совершить подвиг – выбраться в самый студеный день на улицу – юноша мог для пополнения кофейных запасов. Без кофе даже самый светлый день становился мрачным.

Ваня жил один. Он не был обременен семьей, девушки у парня тоже не было. Он не пользовался популярностью у прекрасной половины этого алчного и фальшивого мирка, которому вечно сулят неминуемую гибель. Юноше эти самые женщины были не особо интересны, ведь отношения создавали много проблем, с которыми он боялся не справиться.

Чтобы лишний раз не высовываться из дома, он даже не заводил домашних животных. Иван жил типичной современной жизнью, которую прошлое поколение смогло бы назвать лишь «существованием». Несмотря на отсутствие семьи, один дальний родственник у Ивана все же был. Переверзев Петр Васильевич – или дядя Петя – только для Вани. Виделись они от силы трижды еще в детстве. Ване мамин брат запомнился высоким, худым, молчаливым, и грубым мужиком. Его голубые глаза источали злобу. Уголки губ были опущены вниз и юноша не мог вспомнить: улыбался ли дядя когда-нибудь. Дядя Петя вел отшельнический образ жизни и до недавнего времени не поддерживал отношений ни с одним из родственников когда-то многочисленной семьи. Примерно месяц назад Петр Васильевич сам нашел племянника. Его письмо несколько недель хранилось в почтовом ящике, пока не попало в Ванины руки.

«Иван, надеюсь, что это письмо дошло к тебе. Если так, то вот что я тебе скажу…»

Ваня уселся на свое рабочее место – продавленный, затертый диван и, не снимая верхней одежды, продолжил читать.

«Уже несколько дней я нахожусь на пороге величайшего открытия, о котором, пока что, никто не знает. Я пытаюсь разобраться со всем самостоятельно, да и в моих начинаниях мне никто не может помочь. Всего говорить не буду. Не хочу, чтобы кто-то узнал о том, над чем я работаю, так что тебе придется вникнуть в происходящее самому. Если письмо у тебя в руках, а я к тебе не приехал и не рассказал, что происходит лично, значит ты в большой опасности, мальчик мой, но не спеши меня в этом винить. Я пытался спасти всех нас от гибели, но видимо не успел. Тебе придется завершить то, что не смог я. Главное помни и не нарушай три закона: первый – оставайся в освещенном помещении; второй – передвигайся только днем; третий – бойся тьмы!

В дальнейшем игнорируй любые мои слова – неважно, что я скажу. Только личная встреча может гарантировать, что «я» – действительно «я». Ты должен попасть в мой дом и найти блокнот – в нем подсказки.

Удачи тебе и помни, что с этого момента человеческие жизни в твоих руках!»

Ваня отложил письмо и несмотря на то, что прочитанное казалось бредом старого человека, молча вбил в поисковик название поселка, где жил родственник. «Териберка» – на экране высветились фотографии поселения, расположенного за полярным кругом, географические координаты, и угнетающие заголовки к интернет-статьям. На часах застыло 16:00. Зимняя серость за окном стала на тон темнее. Ваня включил настольную лампу и задумчиво окинул взглядом привычный интерьер. Обшарпанные старомодные обои с витиеватым узором, в детстве напоминавшим лицо, скрывали плакаты. В дальнем углу у балконной двери разместился журнальный столик с советским давным-давно сломанным ламповым телевизором. В комнате находился чехословацкий сервант из черного лакированного дерева «венге», большой шифоньер и книжный шкаф с полками, туго набитыми старыми томиками классиков и любовных романов в мягком переплете, доставшихся от матери.

Несмотря на то, что всю жизнь Ване было интересно все, над чем работал дядя, ехать на север по просьбе родственника он не планировал. Поселок «Териберка» располагался на краю земли, где зима не отпускала вожжи даже в мае. Там, на крайнем севере, зимы были гораздо суровее тех, о которых знал Ваня, и узнавать холодную пору заполярья лучше юноше совершенно не хотелось. «Дядя Петя, я обязательно посещу твою халупу, но ближе к июлю, ок? А то не охото морозить задницу в глухомани, да и было бы ради чего. Палатой номер шесть попахивает вся эта дичь из твоего письма, ей богу».