Ирина Серебренникова - Неотправленное письмо

Где храм? Куча пепла и горечь утраты…
Весь мир содрогнулся. Молва стоекратна:
Забыть Герострата! Забыть Герострата!
Но память безжалостна и справедлива.
Позор и величье она сохраняла
И голосу разума следует свято:
Забыть – это значит простить Герострата!
И тех, кто отвергнув людские законы
Крушил беззащитных богов Парфенона,
Кто скверною метил святыни Софии,
Джордано и Гуса сжег души живые,
Кто свастику поднял над славою Рима
И в ад на земле превратил Хиросиму!
Нет! В сердце немолкнущий голос набата:
Нельзя ни простить,
ни забыть Герострата!

Надену красное пальто,
Хоть по-осеннему дождливо.
Весёлой стану я, красивой,
И мимо не пройдёт никто,
Не подарив меня улыбкой.
А я в ответ слегка кивну —
Не просто так, не по ошибке,
А будто другу своему.

Надену красное пальто
И под него тихонько спрячу
Своих просчётов неудачи,
Обидных мелочей не то
И равнодушье к новым модам —
Обычной суете вовне —
Мою тоску.
С твоим уходом
Она со мной. Она во мне.

Бывают дни – всё валится из рук,
Как ни старайся обмануть природу:
То огорчит неловким словом друг,
То принесёт дождливую погоду…
Не разомкнуть порочный этот круг,
Не обрести желанную свободу.
Бывают дни – всё валится из рук,
Как ни старайся обмануть природу.
Вот, кажется, прервётся сердца стук —
Вестей, что жду, нет иногда по году —
И не снести проклятых этих мук,
А слезы также глупо лить, как воду.
Бывают дни – всё валится из рук.

Лесное озеро осокой
заросло.
Полощется утиная семья
В прогалине.
Рыбак – лодыжки
в цыпках —
Напрасно ждёт,
чтоб клюнул здесь карась.
В траве трещит кузнечик.
С неба солнце
Всё озаряет: озеро,
тропинку,
Утят в осоке,
с удочкой мальчишку,
Меня и двух мужчин,
любимых мной:
Отца —
слегка опущенные плечи —
И сына,
взрослым ставшего совсем…

Стройнее Дантова сонета
И строже гимна город наш,
Когда в миг краткий до рассвета
Огонь ростральных вспыхнет чаш.

В напрасных поисках ответа
Бессильны кисть и карандаш.
Онегинской строфой воспета
Та полуявь-полумираж.

Мне жребий выпал непростой
На невских берегах родиться,
Здесь сына своего растить.

И в наш застой и перестрой
Не дрогнуть и не оступиться,
Отца заветы свято чтить,

Что были мне даны измлада,
И петербурженкою быть,
И знать, что за спиной – блокада.

В начале жизни —
жизни торжество
Пьем жадными поспешными глотками.
Помех – препятствий неподъемный камень
Не замечаем – только и всего!
Цены не зная истинным вещам,
Ее бездумно назначаем сами.
Разбрасывая золото горстями,
Предпочитаем верить медякам.
Со временем напиток уж не тот,
И медяки под патиной тускнеют.
Становимся мы чуточку умнее,
А вот со счастьем
что-то не везет…

В ненастную погоду —
Декабрь такой несносный,
И дождь такой тоскливый
Нам в назиданье дан —
Я шла по переходу
На площади Московской,
Где пели под гитару
«Сиреневый туман».

Два голоса звучали,
Два голоса сливались,
Два голоса терялись
В подземной глубине.
Нахлынули внезапно
Студенческие годы,
Поездка на картошку
И практика в Литве.

В другой какой-то жизни —
Наверное, счастливой,
Похожей на любовный
Бесхитростный роман,
В кружок собравшись тесный,
Под Санькину гитару
Мы пели вечерами
«Сиреневый туман».

Казалось, все забылось
И все переменилось;
Давно напев прощальный
Не слышался во сне.
И вот, скажи на милость!
Вдруг память пробудилась,
И в легкой дымке юность
На миг явилась мне.
«Сиреневый туман»…

Обрушился мой маленький мирок.
Я только соберу его осколки
Да кое-где подклею втихомолку,
Чтоб он побыть ещё немного мог.

А за его некрепкою стеной
Бунтует мир, огромный и опасный,
Он, разрушая, воздвигает властно,
Конечно, не советуясь со мной.

Он требует участия и жертв,
Отвергнув все законы и границы.
И ни на миг мне не даёт забыться
Болезненно пульсирующий нерв.