Ирина Серебренникова: Неотправленное письмо

Моя судьба счастливей судеб многих.
Ей буду благодарна до конца.
Она в начале жизненной дороги
Мне сохранила на войне отца.

Отец мой, очень мирный, очень штатский,
Он даже тапки сунул в вещмешок.
На перекурах средь братвы солдатской
Наверно, слышал ни один смешок.

На Ленинградском, огненно-кровавом
Ему пришлось стрелять-то только раз.
На фронте наводил он переправы,
Как мог бы наводить их и сейчас.

По водам Нарвы, Тиссы и Дуная
Шёл понтонёр сквозь орудийный шквал
И, путь войскам к победе пролагая,
Порою сам огня не замечал.

Мала была. Не помню дня Победы.
Но вот опять весна. В цвету страна.
Девятого, весенним утром деду
Мой взрослый сын достанет ордена.

Гляжу на них, и чуть подводят нервы.
Унять волненье не хватает сил.
Таким как сын, отец был в сорок первом,
Когда на Ленинградский уходил.

Как листы, покрытые инеем,
Тоже стали совсем иными мы,
Но порою утрами свежими
Нам побыть случается прежними,
Потому что живем надеждами:
Есть еще, кто видит нас прежними…

Поздравленья, речи.
Ты в слезах.
Как иначе вспоминать блокаду?
Выпало на долю Ленинграду
То, чего не скажешь на словах.
Город наш над невскою волной —
В книге судеб огненная строчка.
Выжить вместе с маленькою дочкой —
Подвиг ленинградки молодой.
Молча мы с тобою посидим.
Как ты скорбно голову склонила…
Ты меня в блокаду сохранила —
Бог поможет,
внуков сохраним.

Мы не помним, не знаем войны,
Но суровы её отголоски:
На портретах чернеют полоски,
И нескрытые слезы слышны
В тихом, сдержанном голосе мамы,
Что траншеи копала и ямы
Под обстрелом блокадной зимы
И не может забыть эти дни.

Мы не помним, не знаем войны.
Снятся нам только мирные сны.
Но остался пацан сиротою
С малолетней девчонкой-сестрою.
На мальчишечьи плечи легли
Дисциплина суворовской роты
От родимого дома вдали,
Долг отца и сыновьи заботы.

Мы не помним, не знаем войны,
Но у нас подрастают сыны,
И сегодня тревожно нам что-то…

Я – женщина технического века.
Ни пол, ни возраст делу не помеха.
Всё от и до: будильник и метро,
Короткий завтрак и обед в бистро.
С утра до ночи на глазах у всех
С экзаменом на стойкость, на успех.

Но иногда… я время выбираю
И старым транспортом,
медлительным трамваем,
Неспешно еду к невским берегам.
Единственная панорама в мире
В неповторимой стройности и шири
Влюблённым открывается глазам.
В точёно-чётком ритме колоннад,
В волненье вод, оправленных гранитом,
Такая жизни полнота открыта,
Что мне не страшно
в завтра бросить взгляд.

Как хороши глаза у молодых!
Раскрыты широко и смотрят прямо.
Все интересно им. Вопрос упрямый
В ответ не терпит истин прописных.

В них целый мир, что был и мной открыт,
Познания свет, что был и мне подарен,
Но после безрассудно разбазарен,
Погашен или просто позабыт.

Завидую? Немного. Иногда.
Но знаю: там, где в слабости сомненья
Оставить не сумела я следа,
Ждёт молодых успех преодоленья.

Боюсь дверей, обитых кожей,
С накладкой дутою под медь,
Не поспешат их отпереть
Ни для друзей, ни для прохожих.

За ними глухо и тоскливо,
Там затаилась боль впотьмах,
Непроходящий чей-то страх
От света спрятан торопливо.

Люблю распахнутые двери!
Их с бесшабашностью доверья
Чуть прикрывают на авось,
Для них любой – желанный гость.

Они живут умно и просто
С веселым скрипом и хлопком.
Одна ведет в знакомый дом,
И я вхожу туда без спроса…

Гудит толпа. Строительный забор —
Сосредоточье дум и устремлений —
Стихийная доска для объявлений.
«Пропал эрдель…» «Куплю большой ковер…»
Съезжаются… Дряхлеют старики.
Быть надо рядом, если занедужат.
Разводятся… И общий дом не нужен,
И под одною крышей не с руки.
Забор пестрит лохмотьями одежд
Разнообразных вкусов и фасонов.
Здесь в сотнях адресов и телефонов
Лишь единицы сбывшихся надежд.
Мне – мимо…