Вячеслав Лейкин: Всегда по четвергам (сборник)

Поэты обрадовались и приделали к первой строчке еще несколько продолжений:

Впрочем, горбы скоро надоели, а желание подрифмовать осталось. И тогда поэты решили взять «на растерзание» других животных.

Взяли строчку «Все боятся кабана», попробовали продолжить, получилось следующее:

И наконец, неожиданная, но такая естественная строчка – «А вокруг весна, весна», которая и к верблюду подходит, и к кому угодно, только не так складно будет. Например:

Трогательно и загадочно, а все же хочется в рифму. Попробовали:

Еще вариант – «От кефира развезло». Затем возник гидровариант – «Напоролась на весло», тоже довольно загадочный. И наконец, вполне обиходный, такой понятный и такой несчастный случай:

Обратились к лисе. Сразу же возникла строка «Говорят, лиса хитра», которая получила ряд разнохарактерных продолжений от рассудительного «Потому что жизнь – игра» (вспомним про верблюда) и описательного «От макушки до нутра» до вполне сюжетного «Сперла шубу у бобра» и даже «Словно наша медсестра».

Следующая строчка «Целый день шипит гусак» тоже имела самые разнообразные завершения:

Дальше было еще немало строк про всяческих зверей: «До чего пахуч козел», «У кита усы внутри», «Льва зовут царем зверей» и т. п., но больше всех повезло крабу, возникшему в строчке «Краб по пляжу ходит боком». Во-первых, оказалось, что он делает это «Истекая желчным соком», во-вторых, «Чтоб не сбили ненароком», в-третьих, «Наслаждаясь нефтестоком» (вы, конечно, узнали сестрорецкого или лахтинского краба-мутанта?). И наконец, четвертый вариант, увы, опять нескладный, но такой симпатичный и такой по-человечески понятный:

– …а теперь представьте себе, как будто вы оказались в кабинете зубного врача.

– А можно где-нибудь в другом месте?

– Да. В цирке, например. Или в планетарии. Можно?

– Нет. Только в кабинете.

– А можно в кабинете логопеда?

– Или ухогорлоноса?

– Нет. Только зубного врача.

– А можно не себя представить?

– Можно Васю? Или Петю?

– Хорошо, можно Петю. Но лучше все-таки себя.

– Это ужасно. Боль, кровь, страх, унижение.

– Но я же сказал – ПРЕД-СТАВЬ-ТЕ. Я же сказал – КАК БУД-ТО. Ну?

– Хорошо, представили. Как будто.

– А дальше что?

– А дальше сравнивайте. Что вокруг вас на что похоже. В зависимости от того, что с вами происходит в данный момент. Понятно?

– Не очень.

– Очень не…

– Объясняю. Когда вам скверно, мир вокруг окрашивается в темные тона, люди, предметы напоминают что-нибудь тяжелое, мрачное, убийственное, а когда вам весело и легко, окружающий мир…

– Понятно.

– Врач сперва похож на кого?

– На мясника.

– Допустим. А когда сверлит зуб?

– Уж-ж-жас. На палача.

– А когда вы прощаетесь с ним?

– На дедушку Мазая.

– Молодцы. Итак, вы в кабинете зубного врача. Действуйте.

Марина Красильникова:

Деревянная скрипучая лестница в кабинет. Три ступеньки на эшафот. Ступеньки на костер. Ух, какая жалкая, какая противная дрожь во всем теле. Не страшно, но противно.

Вхожу. Кресла – маленькие гильотины. Блестящие инструменты – орудия пыток. Врач – палач в белом халате.

Мясистая рука с хищно сверкающим зеркалом и корявой иглой тянется к зубам. Все замерло. В ушах стынет тишина. Скрежет инструментов застрял, как в вате. Стерильные орудия пыток режут глаза. Сугробы покрывал и саваны халатов…

Шварк! Еще шварк!

– Можешь идти.

– Ура!

Орудия пыток – всего лишь маленькие никелированные помощники. Скрежет бормашины – Сороковая симфония Моцарта.

Как легко на зубах!

Сева Зельченко:

Петя вошел в кабинет и начал сравнивать. Кресло похоже на плоского, складного удава с одним глазом. Бормашина – на белку в колесе. Корзина для бумаг – на шлем ископаемого рыцаря.

Тоскливо.

Его усадили в кресло, а он сравнивал. Вой сверла похож на зазубренное, тысячекратно повторенное длиннохвостое правило. Скучно. Ну что они тянут?