Георгий Мосешвили - Избранное. Том II

Мне заказали мой портрет,
И вот, написанный с натуры,
Он выглядит в овале лет,
Как старые миниатюры.

Привыкнув время тратить зря,
Лениво проходил я классы.
Так, без фасона говоря,
Но и без менторской гримасы,

Я вышел праздным болтуном,
А не профессором Сорбонны.
Сквозь правду сердца врать умом —
Центральный штрих моей персоны.

Добавим к этому еще,
Как ансамблируется проседь
С открытым лбом, брылами щек —
И кисть, пожалуй, можно бросить.

Хотя никак бы я не мог
Красавцем писаным назваться,
Каким меня уж создал Бог,
Таким хочу я и казаться.

Две волчьих искорки глазам
Придать, конечно, не премину —
И вдруг портрет мне сделал сам
Многозначительную мину.

Я подарю тебе долгие дни.
Солнце блаженных согреет нам руки.
Что ж, нарисуй или лучше начни
На проведённом сквозь Стикс акведуке

Азбуку водных растений учить,
Чтобы сумел кто-нибудь различить
Непостоянство времён своенравных.

Что же касается тайных и явных
Знаков – здесь цвет и эпитет на равных.
Это не сможет тебя огорчить.

Когда тростник сломается,
Земле отдав поклон,
И я впаду в беспамятство
И украду твой сон,

И ты проснёшься вечером,
Когда не будет дня,
И будешь ты обвенчана
Со мной, но без меня,

И будешь ты обязана
Предметам новостей,
И будешь ты рассказана,
Как сказка для детей,

Тогда душа ранимая
Не станет помнить зла,
И я скажу: «Любимая,
Как долго ты спала!»

Я не умею забывать
людей – и помнить не умею
слова. Земля всё холоднее,
и память умерла опять.
Мне больше нечего скрывать —
я знаю, что всего страшнее:
кругом всё тише, всё темнее
и никого не надо звать.

Я не умею долго ждать
иных событий – и не смею
их торопить; и вновь скорее
спешу дурную весть узнать.
Мне больше не с чего начать —
я знаю, что всего больнее.
Пусть Эвридика ждёт Орфея —
и никого не надо звать.

Я разучился различать
добро и зло. Всего важнее
иная музыка. Сильнее
лекарства нечего искать.
Мне надоело умирать
в толпе: бесплодная затея.
Я знаю, что всего вернее.
И никого не надо звать.

Вседержитель тепла и света,
Бог Нострадамуса создал звёзды,
Чтобы предупреждать несчастья.
Сам Нострадамус только отчасти
Знал их язык – и был за это,
Как ни печально, лишён причастья.
Впрочем, всё здесь не так уж просто.

Был Нострадамус хлипкого роста,
Вечно смотрел на светила Бога,
Был оттого близорук немного,
Был так худ, что сложеньем тела
Напоминал корабельный остов.
Впрочем, кому до этого дело.

Голову всё же имел на месте,
Хоть и отчасти, но знал немало,
Знал, какая звезда сверкала
В день рождения человека,
Какая будет сверкать в день смерти,
Предсказывал тайны людского века.

Но при дворе его не ценили,
Жил Нострадамус по общей мерке,
Пускал для короля фейерверки,
Принцам невест обещал богатых,
Купцам – дворянский герб на могиле,
А черни – жизнь в роскошных палатах.

Не возбуждая ни в ком участья
(Только ночами глядя на звёзды),
Так он и жил – дожил лет до ста,
Но до звёзд путь не так уж долог.
Там, скончавшийся без причастья,
Причастишься и ты, астролог.

Эта горькая луна
Сон на острие копья
Незнакомая страна
Острова небытия
Это неизвестный год
Не весна и не зима
Невесомый небосвод
И невидимая тьма

Но и года тоже нет
Нет ни года ни числа
Не закат и не рассвет
Сон на холоде стекла
И над тёмной синевой
Словно колокольный звон —
«Этот мир отныне твой,
Мир без чисел и времён

То, что прежде было – здесь
Ты не сможешь сохранить
Ибо время – то, что есть,
Вечность – то, что может быть
Это пламя в облаках
Эта горькая звезда
Этот мир – в твоих руках
До последнего суда»

Луч на каменной стене
Шум прибоя за стеной
В этом мире, в этом сне
Всё что может быть – со мной
Всё что может быть – играй
В Бога, в дьявола – он твой,
Этот сумеречный рай,
Ад под тёмной синевой