Юрий Кузнецов - Русский узел. Стихотворения и поэмы

Но вот машина. Морда между делом
Зевает. На борту во всю длину
Намараны скрипучим школьным мелом
Два слова:
«Перегоним сатану!»
Вот кстати! Грузовик остервенело
Понесся.
Я нагнал остывший чай
На следующей станции. Прощай,
Острота ада!..
И душа запела
О свежести, утраченной давно…
За прошлогодним снегом еду в горы.
— Чуть было не отстал!
— А поезд скорый, —
Сказал сосед, — отстать немудрено.

Колесо навстречь криво катится,
Быстрым-быстрое, и внутри пятно.
Стал я спрашивать: — Ты откудова
Оторвалося? Куда держишь путь? —
Но молчит оно, мимо катится,
Только звон гудит, только пыль стоит.
Прокатилося, промоталося
По плакун-траве и по трын-траве.

Из земли в час вечерний, тревожный
Вырос рыбий горбатый плавник.
Только нету здесь моря! Как можно!
Вот опять в двух шагах он возник.

Вот исчез. Снова вышел со свистом.
— Ищет моря, — сказал мне старик.
Вот засохли на дереве листья —
Это корни подрезал плавник.

Я встретился с промозглым стариком,
Глаза слезятся. — Что с тобой? — спросил я.
— Мне в очи плюнул тот, кого убил я,
И плачу я с тех пор его плевком.

После смерти, когда обращаться
Вам уж незачем станет ко мне,
Будет долго вопить и шататься
Моя память на этой земле.

Будет жалоба — вами живая —
Еще в сердце глубоко блистать.
Из лица пустота мировая
Все пронзительней станет свистать.

Брат! Я дверь распахну на рассвете.
Позабыл ли? Мы были друзья.
Ты посмотришь на дверь: «Это ветер!»
Ошибаешься, брат. Это я!

Твое тело я высек из света,
Из прохлады, огней и зарниц.
Дал по вздоху свистящего ветра
В обе ямки повыше ключиц.

И прошел на закат, и мой путь
Раздвоил глубоко твою грудь.

За сияние севера я не отдам
Этих узких очей, рассеченных к вискам.

В твоем голосе мчатся поющие кони,
Твои ноги полны затаенной погони.

И запястья летят по подушкам — без ветра
Разбегаются волосы в стороны света.

А двуострая грудь серебрится…
Так вершина печали двоится.

Давным-давно судьба перемешала
Твоих сынов и дочерей твоих,
Но та, что спит в долине рук моих,
Спала в бороздке твоего кинжала.

Ты кто, Елена?.. Стар и млад
Из-за тебя в огне.
Пускай цари повременят —
Ты вспомни обо мне.

Гомер — слепой певец богов —
Донес из пустоты
Вздох потрясенных стариков,
Но не твои черты.

Оставил славы блеск и гром,
И больше ничего.
Я угадал мужским чутьем
Смущение его.

В туманном юношеском сне
Из этой пустоты
Являлась женщина ко мне…
Елена, — это ты!

Хотя свой призрачный успех
Ни в ком признать не мог,
Тебя я чувствовал — во всех,
Как славу и подвох.

Когда другая за мечты
Сожгла меня, любя,
Ты приняла ее черты —
Я потерял тебя.

Куда вы, леди? — страсть моя,
Бредущая впотьмах
С душой высокой, как змея
У коршуна в когтях.

Упорной страсти замкнут круг
Шотландскими холмами.
Объяты тени ваших рук
Огнями и громами.

С них каплет кровь — кольцо в крови!
И поздними слезами
Я плачу и молю любви
Над этими руками.

За то, что вам гореть в огне
На том и этом свете,
Поцеловать позвольте мне
Вам эти руки, леди.

Есть глубинный расчет в этом слове мирском,
Бесшабашность и мудрость с запечным зевком,
Свист незримой стрелы, шелестенье в овсе,
Волчье эхо и весть о заблудшей овце,
Русский сон наяву и веселие риска,
Славный путь напролом и искус Василиска.
На авось отзывается эхо: увы!
Сказка русского духа и ключ от Москвы.

В этом звуке таится родная печаль,
Полнота и покой, обретенная даль,
Ясность сонного сердца и стон изглубока;
Окликает Ока — Ориноко!

Все купил этот звук: голубей воркованье,
Гром упавшей короны и конское ржанье,
Гнев небес и сквозные античные хоры;
«Ориноко!» — прокаркает ворон.