Ольга Чернобривец - Красное платье в горошек. Издание второе

Всё было у Веры вроде бы хорошо: и работа, и дом, и учёба заочная в институте. Только вот любви не было. Всё село тихонько переживало за неё.

Потом вдруг, после долгих лет, засветилась изнутри. На вопросы отвечала уклончиво, скрывала от других причину. А причиной был молодой агроном, по распределению приехавший.

По счастью или несчастью для Веры – был он родом из села, которое стояло через речку напротив. Мало-помалу, а слухи поползли: шила в мешке не утаишь.

Повод для разговоров серьёзный: Вера на двенадцать лет старше. И вот, на одном берегу реки, где она живёт, – за неё тихонько болеют. На другом – осуждают: старая, мол, дева молодого окрутить хочет. Особенно против – семья агронома.

Люди шушукаются, а любовь берёт своё. Забеременела и Вера.

Сердобольные женщины из сельского Совета, где Вера прописана, звонят и говорят:

– Вера, надо тебе с Андреем расписаться. Приходите с паспортами, мы вам тихонько брак оформим. Только сегодня – как раз наш председатель уехал в командировку, мы всё сделаем, а потом, когда приедет – ему объясним.

Веру немножко подташнивало. Платье уже не сидело так ладно, как всегда. Она знала, что стоит только сказать Андрею – он тут же привезёт свой паспорт.

Боже мой, как она ждала этого момента!

Что-то смущало. Она посмотрела в зеркало. Волосы были немытыми. В своём новом состоянии, сосредоточенная на новой жизни, которая уже билась в ней, упустила из виду.

– Спасибо вам, спасибо. Но сегодня я не могу.

Она поговорила с Андреем через несколько дней, но он был расстроен ссорой со своими родителями, попросил отложить роспись…

Сына она назвала Андреем. Поднимала на ноги сама. Вырос он трудолюбивым, старательным и добрым.

– Однажды послали меня инспектировать школу, – Пьер-Джорджио мне говорит, – расположенную в межгорье. Приехал я на место, без труда разыскал школу. Напротив неё фабрика находилась.

Возникает у меня ни с того ни с сего острое впечатление, что я уже бывал здесь и знаю это место. И мысль появляется, что здание школы – богатый дворец, а фабрики здесь никакой и нет.

Сделал я проверку, вернулся домой, как обычно. Ложусь спать, и снится дворец этот. Сад вокруг него, оркестр вальс играет. Я приглашен на бал. На мне – мундир серо-коричневый: такие офицеры колониальных войск носили. Из подсознания в сознание мысль идёт: сто лет назад.

И снова – сон. Я танцую, шучу, угощаюсь. И сразу же – война.

– Это же невыносимо! – Таня мне говорит. – В этом климате нужен особый уход за ногами!

Мысленно соглашаюсь с ней. В средиземноморском климате запахи из-под мышек, пардон за столь интимные подробности, перемещаются в… ноги. Поначалу это приводит в ужас, потом – к поиску средства. Когда наша женщина в аптеку заходит, рука аптекаря автоматически тянется к кремам для ног. Не действуют они, вот в чём вопрос! Ну да ладно, обычному человеку приспособиться можно, а у Тани-то работа с телом связана. Прямой контакт с телом другого человека.

– Вот приходит на массаж, на кушетке растянется… У-у-у! Жаловаться нельзя: не нравится работа – уходи. Сделать замечание – то же самое: клиент пожалуется. А гостиница – пять звёзд. Понятно, что слово клиента – закон.

Лежит на кушетке… Мне уже плохо. А работать надо!

Я руки помою. Хорошо так вымываю, демонстративно. И начинаю ноги массировать. А потом – лицо! Старательно так. Особенно – область носа.

Парни попали в подследственный изолятор по причине вроде благородной – надо было выручить молодую землячку Татьяну. Она снимала квартиру и, как это часто бывает в Италии, брала к себе квартирантов, чтобы покрыть часть квартплаты.

А квартирантом у неё оказался хитровастенький сицилиец, который полгода не платил и не собирался, как поняла Татьяна. И уходить не уходил.

Позвала Татьяна своих пацанов – вон их столько голодных по лавкам парковым без работы сидит. Пришли парни, пригрозили сицилийцу, назначили срок уплаты.

Заходят в квартиру в назначенный срок, а их уже полиция поджидает. Обвинили – в угрозе насильственной расправы.

Начали женщины постарше в тюрьму бегать, собирать теплые вещи, да кто что мог. Вызвали матерей. Сердобольная Людмила за переводчицу была.

Адвокаты нормальные попались, все силы прилагали, зная: закон всегда на стороне граждан Италии. Тем не менее, вырисовывалась картина освобождения парней из под стражи.