Ольга Чернобривец - Красное платье в горошек. Издание второе

Обладая неистощимым интересом к людям, я без труда познакомилась с ним и стала разделять его прогулки. Первое, что мне бросилось в глаза: люди вокруг начали расступаться передо мной и кланяться. Странно. В разговоре выяснилось, что мальчиком он выжил в немецком концлагере в 1943 только благодаря тому, что умел играть на пианино.

Значительно позже я поняла, что прогуливаюсь не с кем иным, как с принцем Лаванским, потомком старинного богатейшего рода. Писать о нём надо бы отдельно, но был маленький момент, который мне врезался в память.

По концу прогулки я сказала принцу, что мне надо перед возвращением домой купить хлеба и зашла в булочную. Выбрала обычные, самые что ни на есть простые, наполненные больше воздухом, чем мукой. На что принц мне сказал: «Почему ты берёшь этот хлеб? Возьми тот, из семи злаков».

Я не стала объяснять ему, что мой выбор продиктован ценой. Только дома я поняла, что за те же деньги могла купить кусочек в два раза меньше, но зато – самого лучшего хлеба.

– В тот раз, – Оля мне говорит, – представление было скучным. Какой-то приезжий коллектив показывал на сцене, как они воспроизводят бытовые звуки при помощи различных приспособлений. Это часто необходимо при съёмке фильмов.

Артисты увлеченно демонстрировали как скрипит дверь, гремит гром, капает дождь, едет автобус… Публика, приходящая послушать Моцарта и знающая наизусть Верди, явно скучала и разошлась, ворча и пожимая плечами.

Я подошла к основателю культурной ассоциации, меценату Джулио. Надо сказать, что он же купил и помещение, в котором ассоциация собиралась. Подарок публике, которая интересуется культурой.

Без всякой хитрости на вопрос Джулио, понравилось ли мне представление, я сказала, что это совершенно неинтересно и некрасиво. На что Джулио мне ответил:

– А я сегодня открыл для себя что-то новое.

– Он не просит милостыню, приставая к прохожим, а зарабатывает, открывая тяжелую дверь при входе в пространство одного из городских лифтов, – Оля мне говорит. – Город у нас – особый, расположенный по вертикали, поэтому фуникулёр и лифт – такой же обычный городской транспорт, как автобус или метро.

Его зовут Майкл, у него очень умные глаза и хорошие, располагающие манеры. Люди частенько останавливаются с ним поговорить. В одной такой паузе я узнала, что он – гражданин Швейцарии.

Мне показалось несправедливым то, что такой умный мужчина просит подаяние, простите, зарабатывает милостыню. Я сказала, что в муниципалитете есть такая услуга: бесплатное пользование компьютером. И там вполне можно научиться пользоваться им. На что Майкл мне ответил:

– Зачем? Мне и так хорошо.

– Мои дед и бабушка, – Альфонсо мне говорит, – жили близ Неаполя в деревне. Как и все, имели свой огород. И повадились соседские куры клевать их овощи. То помидорчики молодые склюют, то огурчики. Терпел-терпел мой дед, но однажды вечером, когда куры разорили очередную грядку гороха, рассвирепел и сказал, что немедленно пойдёт к соседям.

Понятно, чем бы дело кончилось. Неаполитанцы – народ горячий. Слово за слово: могло и поножовщиной закончиться. Бабушка знала характер своего мужа и сказала:

– Садись. Никуда ты не пойдёшь. Завтра я сама схожу и всё улажу.

Пошла она на следующий день и решила спор: с того дня соседи держали дня кур закрытыми. А как она этого добилась? Догадайся сама, даю тебе на это сутки.

Озадачил меня друг Альфонсо. В течение суток я ломала себе голову, что же такого гениального придумала его бабушка, но ничего я так и не решила. На следующий день честно сдалась и попросила досказать историю.

– Представь себе, – сжалился Альфонсо, – бабушка набрала яиц от своих кур, сложила в корзину и явилась к соседям.

– Я принесла вам яйца, которые снесли сегодня ваши куры на нашем огороде. Вот, в корзине. Мы постоянно их у себя находим. Но если вы не будете держать кур закрытыми, больше возвращать яйца не буду.

2014 г., Рим

– Нет, я не даю её для концертов. Никому, – Мануэле мне говорит. – Конечно, многие просят. Никому! Ни разу.

Мануэле – видный мастер. Просто талантливый художник в Италии, без преувеличения, в каждом доме, хоть один, да живёт. Мало кто пользуется спросом и продаётся, а у него работы оцениваются в цифры с четырьмя нулями. Евро, понятно.

Он – художник в третьем поколении. Их, детей, у родителей четверо было, но только обо нём, утверждает Мануэле, мама говорила: