Олег Бушуев: От царей до секретарей и дальше. Единый учебник истории России глазами поэта

То истребляя гордых новгородцев,
То населенье Пскова и Твери…
Не сами ли, уже без инородцев,
Родной славянской кровью топоры
Свои мы обагряли хуже ханов,
И до сих пор всё кровоточат раны
Междоусобиц, бунтов и расправ,
Уж лучше иго, или я не прав?

А что в патриотизме нашем смысла,
Когда им злую защищают власть,
Что как на тонком волоске повисла
И уж должна вот-вот позорно пасть,
Храня патриархальную отсталость,
Что от Орды в наследство нам осталась,
Вериги, тиранию, и ярмо,
И стойкой твердолобости клеймо.

И вот Россия под Иваном Грозным —
Патриотизма прочный бастион.
Свобода? Что вы? – это несерьёзно,
Привычней гнёт, хотя и тяжек он.
Вот древний Псков, войска и горожане
Свои нечеловеческие раны,
Свою нечеловеческую боль
Превозмогают, чтоб закрыть собой

Полякам ненавистным путь в Россию.
Хотя не верю я в патриотизм,
Но знаю только, что им всем грозило:
И так, и так свою отдали б жизнь.
«Так пусть уж будет лучше без позора!»
И потому они легли за город.
И что же, сделала из них рабов
К Отечеству священная любовь?

Ну, а народ? Он и не ведал словно,
Что не было у Грозного царя
Как у пришельцев в жилах русской крови:
Он был полуполяк, полуваряг,
И не любил Россию он нисколько,
Хотел царить лишь над страною только,
И занят был лишь думою о том,
Как, впрочем, красные вожди потом.

Так что же сделать, чтобы непременно
Рабы всегда покорны были вам?
Запачкать их уничтоженьем пленных
Иль зверствами к занятым городам,
Использовать террор, заградотряды?
В боях погибнуть все чтоб были рады
За Богом им назначенную власть,
Не важно, как она бы ни звалась.

Чем злей и отвратительнее иго
Своих царей, хозяев и господ,
Чем неподъёмней на ногах вериги,
Тем наш патриотичнее народ.
Зачем патриотизмом называют,
Террор и зверства власти прикрывая?
Ни капли нет патриотизма в том,
Что все холуйством рабским мы зовём.

Во всех местах, прибавленных к державе,
Вполне достоин памятник стоять
Ему по историческому праву.
И тут нам ни прибавить, ни отнять.
Но вот указом поместить в Казани
Его не смеют. Быстро указали б
Татары супостату на порог,
Такой скандал представить я бы мог!

И в Астрахани был бы он не лишний,
Там, где сейчас другой кумир стоит.
И мне за шумом струй фонтанных слышно,
Что воевода Воротынский говорит,
Когда царю в шатре доклад он пишет.
Тут до сих пор историей всё дышит.
Ведь тут по воле грозного царя
Форпост России возведён не зря.

Но только почему же не Ивану
Тут монумент? Он честно покорил,
Сей южный край, и это очень странно,
Всегда тут гордый дух его царил.
Я знаю, ныне многие считают,
Что Грозному совсем не уступают
Цари Европы тёмных тех времён,
В жестокости своей им равен он.

Романовы его стеснялись славы,
Оберегая от злословья трон,
Из тех царей, кто нами после правил,
Его ценил лишь Йосиф Сталин, он
И сам стремился к той же самой цели…
Эх, жаль, что не родился Церетели,
Когда другой грузин в Кремле царил,
А то бы свой шедевр нам подарил.

Мне видится на площади на Красной
Он Гуливером странным посреди,
Повёрнутым к Кремлю лицом ужасным
С крестом большим на высохшей груди
И в ханской в камнях тюбетейке пышной.
И мавзолей не кажется тут лишним,
Как будто юрта хана сей Орды.
И башни словно стражников ряды.

Когда б Великий Новгород Россию
Собрать сумел под мощные крыла,
Тогда б ей тирания не грозила,
Она своё бы место обрела,
Став сильной европейскою державой
Среди других держав, без ложной славы,
Свободы выбор тот давал бы ей
Шанс Матерью быть для своих людей,

И точно уж, не мачехой лихою,
Которой дела вовсе нет до нас.
Не важно, честью, славой бы какою
Ни пользовалась, как бы ни звалась.
Но лишь не стала б новою Ордою,
И Родину я бы не звал бедою,
Когда б была свободною она
И жить свободно позволяла нам.

Любые жертвы Родине напрасны,
Жизнь всё равно всегда своё возьмёт,
Жаль только лишь, что век потерян. Ясно,
Что тот, навстречу ветру кто плюёт,
Во всём хоть ветер обвинять готов он,
Но, только, всё ж, он сам собой оплёван.
Ветра истории капризны и сложны,
Но всё же, уважать мы их должны!

Как Владислав наследником престола
Был назван, хоть католик и поляк,
Путём законным, может, божьей волей,
Вы помните, всё дело было как?
«Он – царь, пусть только примет нашу веру!
Любую русско-польскую химеру
Тогда готовы мы перетерпеть!
Но в церкви чтобы по-латыни петь!…»