И ждёт,
Когда вспучит дрожжами утробу
Молочно-мучных разомлевших глубин;
В опару муку добавляет и сдобу:
Соль, сахар, четыре яйца, маргарин.
Устроив удобно в коленях посуду,
Густую и липкую массу она
И месит и месит,
Не взмокнет покуда
(Согласно старинной науке) спина,
А масса не станет то писком,
То вздохом
Вовсю отзываться нажатьям руки, —
«Сигналя», что тесто схватилось неплохо
И будут неплохи ее пироги.
В то время как тесто в укрытии душном
Растёт и пышнеет,
Вздымая покров,
Она нашинкует, порубит, потушит
Начинку для славных своих пирогов.
А тесто не раз ещё будет обмято,
Чтоб вызрело,
Силу набрало оно…
От тёплой начинки идут ароматы.
Есть время отвлечься и глянуть в окно.
Там нынче московское зимнее утро:
Собачек с прогулки ведут по домам;
Машины снуют через двор поминутно,
И – шпилем над крышами —
Высится храм,
Глядит неприкаянно и величаво;
И сдувшийся шарик на ветке повис;
Да голубь-сизарь
(Вроде, не приручала!)
Настойчиво топчет оконный карниз…
… Вот сложена из пирогов пирамида,
И можно в умиротворенье присесть;
Невольная грусть промелькнёт —
Не обида,
Что вновь пироги её некому есть.
Семья не семья,
И родня, и подружки —
Всяк сам по себе существует давно,
И стало привычно подобьем кукушки
Жить в доме уютном и прибранном. Но…
Она, как и прежде, печёт пироги,
Обычно – под праздники
И выходные;
Лежат пироги её долго иные,
Но так же они и вкусны, и мягки.
– Р азвод отложили?! Размен отложили?!
Ну, будете после друг другу пенять!
Но как доброхоты их ни тормошили —
Решенье обратно не стали менять.
И тихую жизнь терпеливо прожили —
В словах осторожны, на ласки скупы;
Из треснувшей чаши спокойно допили
Напиток не самой счастливой судьбы.
И выросли дети. И стало жилище
Хранилищем былей, преданий, легенд.
И мир фотографий – их тыщи и тыщи —
Напомнит им чем-то занятный момент.
И двери в мятежные годы закрылись,
И старости тихой безмолвствует даль,
И каждый (в одно – не слились, не сроднились)
Своим искушениям верен едва ль.
Забыт и разлад, что замять поспешили;
Хотя – если волю сомнениям дать —
Возможно, себя благодати лишили…
Но знает ли кто, в чём она – благодать?
Д евушка с собачкой – кто она, откуда?
Где жила, училась, раньше где была?
Броская, худая – грозно, как простуда,
С самой первой встречи в кровь твою вошла.
У неё заботы, у неё секреты,
У неё, как будто, утомленный вид;
Девушка с собачкой курит сигареты
И, созвучно мыслям, алый рот кривит.
У неё в колечке камешек агата,
В заострённых скулах отчужденья лёд;
А её собачка смотрит виновато
И дежурной ласки от хозяйки ждёт.
Ты следишь, как чудо-девушка томится,
И соображенья радужно-глупы:
Чем помочь ей можешь, чем с ней поделиться, —
Корифей-отличник, баловень судьбы?
У тебя квартира – ну, хоромы прямо:
Потолков не видно и блестит паркет;
И тебя так сильно любит твоя мама —
Ясных глазок сына ей дороже нет.
Эти глазки, словно лишь вчера открылись,
Кудри закрутились в ласковой возне;
Ты румян и плотен, точно амариллис
На просторном чистом мамином окне.
Ты, наследник книжно-мебельного царства,
Антиквариата, злата-серебра, —
И в глаза не видел женского коварства,
И ни в грош не ценишь своего добра.
Ты начитан, только – кто ж того не знает —
Умникам простое часто невдомёк:
Девушка с собачкой книжек не читает,
Но тебя посадит вмиг на поводок.
… Девушка в потёртой фирменной ветровке
С маленькой собачкой – не уходит, ждёт;
Он дрожит, волнуясь – весь на изготовке —
И через секунду, точно, подойдёт!
« Д авидофф».
«Ронсон».
Маета.
Он рявкнул вслед супруге Тане.
Ползёт, вскипая, тошнота
По истомившейся гортани.
В копне затейливых колечек, —
Мобильник заслонив рукой,
Жена кому-то громко шепчет
Обычное:
– С утра – бухой!
Бухой…
И, кажется, в запой
Уйдет роскошная харизма.
Хотя в работе механизма
Врачи давно находят сбой.
Читать дальше