Кир Романов: Кислород

Я умираю в развязке сюжета каждой своей мечты,
Насмерть проснувшись,
Разбившись о мир резко открытым глазом.
Водоворотом калейдоскопа до тошноты,
Скрученный в дырку зрачка,
Спиральным тону миролазом…

Переворачивай кофейник.
Из гущи сердце там увидишь черное,
Стучится, что есть сил…
Знакомых альвов попросил,
Еще вчера представить тебе душу,
Что во мне осталась…
Свой кофе я почти допил.
Перевернул – цветная радуга…
Ты постаралась?

Она когда-то кормила его с рук нежностью,
А потом ушла, и вот он уже лет пять на диете…
В расчете вселенских матриц сухой погрешностью
Списаны их счастливые, никогда не рожденные дети.
Он для паршивой ее копии равнодушно разденется,
Ее раздевает тот, кто успел ей назваться мужем.
Он, притворяясь спящим, проголодавшись, надеется,
Что готовить она стала намного хуже…

Пляски на цыпочках, шаги по канату,
Еще циркачей на каждый амвон,
К каждой двери еще по солдату,
В рейтинги каждый вонючий притон…

Мы добьемся подъема Его глаз!
Вира, залипшие веки, вира!
И не выдержим взгляда в который раз.
И замертво ляжем, надышавшись эфира…

Фыркала в длинный нос сопливая гаубица.
В воздух дымил из дула ряженый гарнизон.
Толкалась Страстная через толпу Пятница.
По радио объявили – ее потерял Робинзон.

Супротив часовых стрелок, по краю норы,
Плыл змей в черно – желтое восковое пятно,
Детей разбудил перезвоном когтей о дно
Чугунной, несущей, чуть теплой сковороды.

Читали стихи. С парапета, но как с креста.
Лицедеев корчили переживания.
Фестиваль пародии на страдание.
Ожесточенная за призовые места…

На старой березе аккуратный надрез