Андрей Шталь - Красный уровень угрозы

Где ты бродишь, апостол Петр?

Никогда мне не видеть рая!

Отпустите меня домой!

Ах, ты ж, мама моя родная,

И японский городовой!

То ли сказка, то ли байка,

Я ходил под стол пешком,

А навстречу шла Бабайка

Колченогая с мешком.

У нее с собой не злато,

Не запасы серебра,

Есть мешок, а под заплатой

Дремлет черная дыра.

Там тяжелое наследство,

Там забытые мечты,

Там утраченное детство,

И сожженные мосты.

Бесконечные тревоги

За плечами у карги,

Смерть, болезни, некрологи,

Займы, векселя, долги.

Так при каждой встрече новой

Я, пока хватало сил,

Весь запас мешка большого

В жизнь свою перетащил.

А затем в своей Вселенной,

Успокаивая страх,

Молча шел дорогой бренной

Мимо виселиц и плах.

Колченогая Бабайка

Обернулась палачом.

Жизнь закручивала гайки

Била иногда ключом.

Помню ржавый вкус металла

Вместо сдобных пирожков.

Мне от детства не осталось,

Ни считалок, ни стишков.

Даже если б я похерил

Долгий путь с чужим мешком,

Принял бы иную веру

Наплодил других божков,

Словно старая газета

Возвратилось бы опять

То, чего как будто нету,

Но чего не избежать.

Сколько лет живу во мраке,

Мир бездушный не согреть.

Кто-то Таню ставит раком,

Где-то в речке тонет Грек.

Там, где у речки трава растет,

Где камыши шуршат,

Дикий по берегу бродит кот,

Словно моя душа.

Кто-то его прогоняет – «Брысь»,

Кто-то – «Кысь-кысь» – зовет,

Кто-то представил, что это рысь,

Кто-то – Чеширский кот.

Каждый по-своему в чем-то прав,

Видимо, и потом

Древний мой предок, мой «пра-пра-пра»,

Верится, был котом.

Вечность бродил по дорогам тем,

Где и сейчас идет

Род мой кошачий, а мой тотем —

Старый облезлый кот.

Душу ошейник не трет от блох,

Небо как молоко.

Я утверждаю, что мир не плох,

Если идешь легко,

Если с прищуром с небес на нас

Сквозь рубежи эпох

Незамутненный взирает глаз —

Вечный Кошачий Бог.

Я чудовище, я химера,

Всяким аспидам не чета.

Я знаком был с самим Гомером,

Помню, эпос он мне читал.

Так ведется веков спокону,

Появляется вдруг поэт

Со стихами бежит к дракону,

Мне же слушать евойный бред.

Я редчайший ценитель слова,

Я почти что аристократ!

Но со времени Гумилева

Мозг выносят мне все подряд.

Расплодилась по белу свету

Рифмачей-стихотворцев рать.

Каждый видит себя поэтом.

Тяжело их всех оптом жрать.

Я слюну ненароком вытер,

Аппетит мой ужасно вял.

Был последним поэтом – Витя,

Что сегодня в зубах застрял.

Была мечта, похожая на сказку,

Работа шла за сборочным столом.

Болты и гайки, канифоль и смазка,

Бумага, пластик и металлолом.

На человека был он не похожим,

В какой-то там зачуханной Перми,

Без мышц, без мяса, без костей, без кожи,

Система, оживленная людьми.

С учетом интеграла микросхемы

На карте ищут самый ближний путь,

Решают всевозможные проблемы,

Пытаясь даже время обмануть.

Он не умел прохожим строить глазки,

Скелет его, отдельные куски

С рождения не знали женской ласки,

С ним всюду были только мужики,

Которые, закончив делать дело,

Обмыть решили робота, а тот

Стоит на полигоне – белый-белый,

И алгоритма новых действий ждет.

Ему охота странствовать по свету,

Идти за дальней призрачной звездой.

Однако ж никакой команды нету,

Есть полигон, вечерний и пустой.

Холодный ветер продувает спину,

Так хочется душевного тепла!

Он знал, за полигоном есть машины,

Там есть «Тойота» – черная смола.

Изысканная, сделанная тонко,

Так наши не умеют, черт возьми,

Прекрасная, волшебная японка,

Он верил, где-то едет по Перми.

Блестящая, большая, скоростная,

На вид не дашь и больше пяти лет.

Ее при встрече точно он узнает

По туфельке на лобовом стекле.

В нем не было сомнений ни на йоту,

Загадочнее, чем лесной тапир,

Он вышел в город, чтоб найти «Тойоту»

Так перед ним открылся новый мир.