Михаил Скрыльников - Патриот Земного Шара

1

Моё бренное тело, жгущее газ
на кухне ночными часами,
живёт исключительно ради вас,
ибо вряд ли вы справитесь сами.

А когда я умру и другому огню
предадут моё бренное тело,
я периоды взрослости вашей сменю
и тогда вы возьмётесь за дело.

И тогда вы поймёте, зачем же я жил
и носил это бренное тело,
как одежду, которую в печку сложил,
потому что от века истлела.

Консерватор-подход: разделение на,
на духовность и бренное тело.
Только Бог в этом смысле такой старина,
что одобрил бы мне это дело.

2

Пусть вам будет легко, остающимся здесь.
Пусть вам будет легче, чем нам.
Пусть вам прошлое не подложит месть,
Ну а будущее не подложит срам.

Нам не всем удаётся пройти этот путь
без наветов, сплетен и драм.
Пусть вам будущее явит суть
или, может, истинный храм.

Пусть вам будет легко, остающимся здесь.
Нам-то будет уже всё равно.
Я стихами смягчаю вселенскую жесть,
от которой давно темно.

3

Я покидаю этот мир
не с лёгкостью, не с грустью.
Так проповедник покидает клир,
идя к другому устью.

Теперь исток его судьбы
в миру зовётся смертью.
Но опустеют все гробы,
коль Небо станет твердью.

Я покидаю этот мир,
но связан с ним навечно.
Есть лишь один ориентир:
всё то, что человечно.

Стихи должны писаться по старинке.
Им не страшны капитализм и рынки.
Они вообще вне времени живут.
Как изречения постигших вечность будд.

* * *

Словно французский Биг-Бен
ходит на киноэкране
временем прошлым Габен
с будущим связанный крайне.

Смотрит глазами в зал:
Черными, белыми, серыми.
Словно не всё сказал
лентами этими зрелыми.

Время – киноактёр.
Франция – эталонная.
как древнегреческий хор
с классиками – колоннами.

* * *

Без киношной музыки
я – пустой бамбук.
А с киношной музыкой
я – волшебный звук.

Звуки синема арта,
нежно Вас люблю!
Всего Филиппа Сарда
и Жоржа Делерю.

Всего Косма Владимира
и Франсуа Рубэ,
все Вы мне родимые,
всех храню в себе.

Жизнь – она, как ноты:
грустно-весела.
Румба Нино Роты
про то, что Жизнь – смогла!

* * *

Итальянцы изобрели макароны.
Челентано изобрёл смех.
Киномузыку изобрел Морриконе.
Киномузыка изобрела всех.

Холмы разбросаны, как шторм девятибальный.
Травой покрыты, словно пеною морской.
Безлюдные всю зиму, но в купальный
сезон заполненные радостью людской.

Сюда приходят, чтобы удивиться,
тому, что называют словом «даль».
И далью вместе с ветром так напиться,
чтоб позабыть на время всю печаль.

Что думает разумный человек,
глядящий в горизонт необозримый?
Пусть также бы смотрел он на свой век.
В бессмертие смотрел, и смерти мимо.

И этот вечный взгляд на горизонт
есть главный признак бесподобных мест.
Ведь верил в чудо даже Робинзон
сильней, чем в быт и чем в могильный крест.

Конечно, искупаться, загореть
и помидор на дольки разделить, —
здесь тоже можно очень захотеть,
но как духовна горизонта нить!

Тончайшая, словно китовый ус!
Точнейшая вселенская прямая!
Легчайшая – ноль килограммов груз!
Всегдашняя – от мая и до мая.

Смотри на эту линию, мой друг,
И, может быть, меня по ней ты вспомнишь,
когда я стану абсолютный дух,
спешащий человечеству на помощь.

* * *

Лето жёлтое юга, жгучее, знойно.
Чайки, словно качели, взмывают над пирсом.
Память вроде не «Canon», но держит спокойно
год, который песочным потоком не смылся.