Андрей Драгунов - Past Continuous Tense. Избранные стихотворения

7
Попробуешь обратно все вернуть —
получится «Словарь живого…» – Даля,
успев, как следует, одежду отряхнуть,
желая воскресить надежды дали —
живого нет здесь места – ни чуть-чуть…

1
Я мальчика увидел, он смеясь,
бежал навстречу – нет, немного мимо.
Разлаживал сандалией ниток вязь,
подобьем шестикрылым Серафима
на берегу – столетий тонких связь.

2
Прозрачный день. Рука скользит к виску —
боль головная раздражает… Вечер.
И непрерывной ниткой по песку
танцует тень – огонь немногих свечек,
дань отдавая мокрому песку.

3
День был как все – за исключеньем лет,
когда мы вместе жили у фонтана.
Страна уже настроила ракет,
открыла атом, кран, лицо Ивана
и бесконечно дальний Новый Свет.

4
Литовский вариант сошел на «нет».
Сошлись соседи. «Призрак» не уехал.
По истеченье очень многих лет —
дорогу переходят не по вехам,
а по скопленью стареньких газет.

5
Война закончилась еще до сентября,
и дети поспешили чинно в школу —
учебники, цветы, блеск букваря,
учителя, цветы! и тост за школу.
Распевки под баян и под «ля-ля».

6
Желанье выпить. Мокрый календарь —
истории уходят за друзьями.
Попытка перейти из «ныне» в «старь» —
обычно завершается слезами
и возвращеньем слова «жизнь» в словарь…

7
Глагол «уйти» – возможность ничего
не понимать и оставаться дома.
Не возникать без дела и всего
один лишь раз попробовать другого
глагола – «умереть». И ничего…

8
Смерть наступает будто бы зима…
И, кажется, словесная отвага
не стоит ровным счетом – ни черта!
Глаза подслеповаты – будто влага
размыла тень – прозрачная черта.

9
Оконный силуэт слегка размыт:
дождём? слезой? – не расторопность зренья.
И, кажется, из мрамора отлит
прошедший день – наказанность забвенья.
Из радио оркестр не звучит.

10
За дверью ветер воет на трубе,
стучит в окно, замочками играет…
Напоминает чем-то о тебе…
Стучит еще и… улетает,
сыграв «прощай» на каменной трубе.

Две войны отстучав под приказом – «Ни шагу назад!»,
за короткое слово разжалован был в рядовые —
завсегдатай немецкой культуры российский солдат —
дипломат, губернатор, спаситель – теперь в вестовые.

Мне отсюда к тебе дотянуться, как в старом кафе
дотянуться до соли к соседнему столику – вряд ли.
В мятой серой рубахе, в истлевших почти галифе —
Чик – чи – рик – воробьиное крылышко – с памятью прятки —

где-то там есть разбитый альянс с пятилетней войной,
с телефонным пунктиром в до боли знакомой тетрадке.
И знакомство в Восточной – еще не Советской, с женой,
и немецкий gottlich, и российские святки…

У географии искать пространства.
Клеймить историю за вероломство.
Страницу желтую любить за сходство
с лицом старушечьим, что из господства.

Кораблик маленький пускать без паруса
медалью, паспортом, двуликим Янусом.
Рубашки ворот на кнопке розовой,
что воротник на сук березовый…

Ложатся волосы. Подруга шепотом:
– Теперь мы вместе, а после, что потом?..
Окно в косынке – цветастым облаком:
– Потом в деревню – пешком иль волоком…

Закончилось лето. Сезон дождей.
Невозможность уехать из южных провинций.
Вариации солнечных лучей
в пожелтевших листьях. Чужие лица.
Зонтики, шляпы, открытые окна
на пыльные улицы, ветер с моря
в ночное время. Пенный локон
мокрой богини, с ветром споря,
остывает у моря…

Холодный песок и гряда камней
за курортной зоной, брошенный зонтик.
Причудливая игра теней
босоногих подруг. Купальный бантик,
полоска под ним – куда белей
потолка в гостинице и квартире…
На горизонте парусник тем сильней
разрушает зренье, чем он унылей,
чем он постылей…

Я иначе представлял себе твой город,
жаль, что снегу навалило слишком много…
Сорок лет существования в убогом
месте – слишком далеко от неба,
как в романе, где герой уже не может
покидать самостоятельно деревню.
Бабушкино тихое: «Быть может…» —
все кружится стрекозиной тенью
прошлого немого, в окружении
окон, детских тапок, светотени…