Симона Гауб - Качели. Стихи

Листья золотым ломом рассыпаны по уголкам асфальта. Ты бесишься, но не плачешь – и то радость. И я забываюсь, когда мы вместе, оттого что кажется – так и должно быть.

Луна пялится, голубым глазом палит, не обращай внимания:

Она просто завидует, потому что видит, как внутри у меня —

СчАстливо… Но на косинусоиде улыбки отчётливо начерчена, и потому проступает вторая стадия разложения, третья стадия размножения —

Когда ничего не выходит, но всё ещё хочется… Нитками разматывать одиночество, пить из воздуха смерть и осень.

И облака – их ровно восемь. Мы валяемся на асфальте, мокрые, ввысь просимся…

И…

Suddenly!!!

Этот салют – спасибо огромное (!) заглушил слова – это мои мечты разрываются. Сильней, сильней, яростней. Золотыми и розовыми кляузами вспыхивают последний раз и сгорают, оставаясь лишь дымом, и то ненадолго.

И я знаю, что аллегория, а толку!?

Они ведь не разрешают качаться в волнах спокойствия,

Они бьют…

Сантиметрами мухоморов и бликами рваных чувств.

Они сказали мне, что наивность это плохо, что она не избавит от честности разговоров, что это удел другого лоха.

А я пресное тесто, и мне следует чётко знать своё место.

Оно прояснилось в одном жесте: садист всегда смеётся, когда мазохист бьёт себя по лицу…

Знаешь, я, наверное, унесу тайну свою в могилу.

Если бы не были или были прошлые и будущие жизни…

Если будут, мы снова встретимся, может быть, мне тогда хватит прямоты, честности, упрямства извечного и безрассудства для чистосердечного…

Тук-тук-тук…

Кардиограмма.

Глаза чьей-то радуги плачут, твой шёпот молит падать или опускаться всё ниже. Медленно, медленно, убей меня медленно. С твоих ресниц тихо крошатся заповедные воскресные сны, твои губы шепчут приказы распадаться мне на клочки любовью иссушенной кожи, медленно, медленно, убей меня медленно.

Моё тело будет гнить и мёрзнуть, и в твоих руках тает, тает, песком сочится сквозь тонкие пальцы. И это счастье уставшего от сомнений разума. Душа нашла себе оазис, в свете глаз твоих. Там цветут магнолии, и, как будто бы, ветер с моря, хотя хижина моя косая посреди пустыни брошена.

Хоть каплю ядовитой влаги пусти по моей шее, пусть она впитается в кровь медленно, убей меня медленно. Привяжи к батарее и заставь плакать. Ванилью уже не приправить горечь лаванды. Разреши мне стрелять сигнальными петардами по беспечному ультрамарину и чистоте облаков.

Просто улыбаясь, расчерти линейки в альбоме для мной ещё не сказанных слов. Убей меня медленно, убей меня красиво. Я буду твоей игрушкой, я буду твоей вещью. Чем дольше ты будешь убивать меня, тем больше яда выпьют мои губы, тем больше шансов сгореть мгновенно при первом же соприкосновении с раскалённой почвой назначенного мне круга ада.

Ты выторговываешь счастье, и я опять сбиваю цену.

А может, году к третьему-четвёртому ты не удержишься, я – поумнею…

Я иногда недоговариваю, но никогда не вру тебе,

И улыбаюсь по-настоящему, честно, вот true тебе!!!

Зови как хочешь, танцуй и смейся, игру в небе затеешь – подыграю, без проблем.

И прямо в липкие сети, в сладкий плен. Сопротивляться?

Да зачем!?

Не афишируй, не ревнуй, ты знаешь как это – так флиртуй, на новый год проси у ДедМороза х*й, или язык длиннее в скользкий рот, или азбуку Морзе жестов моих:

Жестоких, диких, наигранно-пофигистичных,