Стеснило грудь, и переливчатым свистком
Запело горло: прекраснейшая дама
Суровейшему рыцарю опять повелевает
Свершить во славу имени её
Желанный подвиг. Сбросив тяжкие одежды,
Он отправляется, куда простёрся перст
Возлюбленной и госпожи… И там скребётся
Мочалкой, песню напевая под струёю,
Смиренно поджидая тёмной ночи,
Когда пред ним раскроются врата
Земного рая…
* * *
Виктория Геннадьевна обожает заниматься переводами с иностранных языков. Как увидит какую-нибудь интересную книжку на иностранном языке, так сразу отправляется к своему знакомому издателю и говорит: «Давайте я вам это переведу, а вы мне заплатите гонорар побольше». А тот, питая естественную слабость к красивым женщинам, немедленно соглашается.
Стиль перевода Виктории Геннадьевны своеобычен и изобилует неожиданными и яркими образами. Иногда она и сама приходит в такой восторг, что не может удержаться, чтобы не поделиться с Владимиром Ивановичем.
– Владимир Иванович, вы только послушайте: «Система управления городом-государством в Древней Греции – это агрегат из многих членов». Как на ваш взгляд, не правда ли, прелестно?
– Прекрасно! – отвечает изумлённый Владимир Иванович и, сверившись с оригиналом, восхищается точностью перевода и вместе с тем глубиной образа, который на русском языке, благодаря таланту Виктории Геннадьевны, звучит еще выразительней.
Слова дар божественный и странный…
Бездну смыслов в нём подозревать,
Видеть их затейливые переливы,
Строить так, чтоб те повиновались
С радостью, охотно раскрывая
Бесконечную природу душ своих…
О, не каждому дано такое счастье,
Госпожи моей волшебный дар и странный…
Вот так, путаясь и сбиваясь от переполняющих чувств, попытался выразить Владимир Иванович своё восхищение талантом Виктории Геннадьевны. Но, записав эти строчки в секретном блокноте, ей самой показывать пока не стал. Решил оставить на суд потомков.
* * *
Однажды Виктория Геннадьевна затеяла выкопать для себя в усадьбе пруд. Для этого она, натурально, призвала Владимира Ивановича и решительно протянула ему лопату.
– А какого объёма хотите вы пруд, а, Виктория Геннадьевна? – спросил Владимир Иванович.
Виктория Геннадьевна окинула взглядом территорию усадьбы, пошевелила губами, словно что-то подсчитывала, и заявила:
– Не менее девятисот лопатных сантиметров!
Владимир Иванович схватил лопату за черенок и с жаром принялся копать. И уже к вечеру пруд размером девятьсот лопатных сантиметров был готов!
Лопатный сантиметр, то много или мало?
Закрыв глаза, он шевелит мозгами,
Возвышенный и радостный поэт,
Затем хватает железную лопату
И роет вглубь, как некий дивный крот,
Сухую, неподатливую землю.
И вот уже чудесный, чистый пруд,
Наполненный живыми карасями,
Прекрасными цветами осенённый,
В тени мерцает тихой и прохладной!
Приходит ночь, и тут свою награду
Сполна получит утомлённый землекоп…
Такие стихи записал Владимир Иванович в свой секретный блокнот и терпеливо стал поджидать ночи.
* * *
Владимир Иванович очень любит жить в деревне. В деревне жить проще, чем в городе: во-первых, не надо готовить еды, потому что готовят ее, главным образом, родственники Виктории Геннадьевны; во-вторых, можно ходить на рыбалку сколько хочешь, хоть с самого утра и до позднего вечера, даже если никто и не клюёт; в-третьих, нет нужды обязательно носить чистую и выглаженную одежду: напялил, что попало под руку, и иди себе, никто и слова не скажет, кроме Виктории Геннадьевны, конечно. В общем, жизнь в деревне нравится Владимиру Ивановичу и, по его мнению, не пойдёт ни в какое сравнение с городской.
И вот однажды летом в деревне Виктории Геннадьевне пришла в голову фантазия устроить вокруг пруда, который выкопал для неё Владимир Иванович, весёленькую лужайку, чтобы над нею даже бабочки летали. Но для лужайки нужен хороший дёрн, а хороший дёрн обнаружился довольно далеко от дома Виктории Геннадьевны, на самом берегу речки Волмы. И возить его надо было на специальной тележке с бортами, чтобы дёрна умещалось как можно больше. Мечтательно глядя на Владимира Ивановича, Виктория Геннадьевна задумалась. «Интересно, а сколько в нём лошадиных сил?» – прикидывала она.
Читать дальше