В голове, как в бочке, гулко.
То ли город взял в тиски
площадей и переулков,
тыча плоские мазки
лиц, авто, гнильё рекламы.
То ли старая печаль,
не истлевшая ни грамма,
притулилась у плеча
и бормочет заклинанья —
ни сбежать, ни отскрести.
Гнёт своё на первом плане
потускневшего пути,
как проклятье.
Скинуть Богу?
Говорят, он всё решит,
и растает понемногу
злая опухоль души.
Говорят, для тех, кто верит —
кто умеет верить, он
осветляет краски сферы,
очищая горизонт.
Жаль, но верить не умею.
Время – доктор. Даже крест,
обесцвеченный до мела,
иногда теряет вес.
Остальное перетрётся.
Жизнь вопросами щедра —
не соскучишься. А солнце?
Будет. Прячется… Игра…
Любовь живет на сто десятом небе.
Во сне пытаюсь вверх, но лишь парю
в падении.
Втекает серый пепел
сгоревшей ночи в новую зарю.
Но та, что наверху, зовет упорно.
Признаться бы, что веры нет и сил.
Характер нынче – дрянь, цинично-вздорный.
Далекая, ты лучше не проси.
Прошла пора, когда любилось просто,
как моря вздох, открыто и светло.
От прежних крыльев – твердый шрам коросты.
Хронически болит разбитый лоб.
Ну, что еще? Спасибо за надежду.
Хотелось бы – по звездному мосту…
А помнишь, как любила я прилежно?
Обидно – не узнать сегодня ту,
доверчивую, глупую.
Но тайно
хожу назад – к той прежней. И её
ругаю – ошибалась постоянно.
А та меня жалеет.
Вот и всё.
Скажи, как долго дух весенний
тревожить будет море снов?
Опять опасные сирены
поют на рифах про любовь,
зовя корабль на погибель.
Зажать бы уши.
Где ты, страх?
Несётся бот безумной рыбой
на обветшалых парусах.
Назад!
Укачивают волны
под жадным взглядом хищных звёзд —
им любопытно.
Плеск солёный.
Неутешительный прогноз.
Сирены громче, рифы ближе.
В просвете – зыбкое «авось».
И ни одна из умных книжек
не даст ответа на вопрос,
как избежать ловушек мая.
Молюсь. Возможно, пронесёт.
Луна куражится хмельная.
Застыл на пенном гребне бот…
Я всё о том же – о мечтах,
о летних снах и зимних сказках.
О том, как было хорошо наивно верить в чудеса.
Душа открытая проста. Летя на пламя без опаски,
сжигает крылья.
Лёгкий шок, непонимание в глазах,
была – и нет…
Но бывший прах
вновь торжествует птицей Феникс.
Ей – что вулканы, что потоп.
Одно желание – гореть.
Шагая радостно,
с утра искрится день – всегда весенний.
В стране за далью золотой
никто не знает слово «смерть».
Мы были рядом в тех местах.
Ты – пилигрим, а я – с драконом.
На небосводе всех начал горели звёздные слова.
Страница девственно чиста.
Мы здесь еще едва знакомы.
Роман в зачатке.
Лунный бал, где па сплетались в кружева.
Прошли века. Теперь мы здесь.
Что приключилось, я не помню.
Роман закончен кое-как.
Финал – искусство не для всех.
Душа уставшая – в гнезде.
Я без дракона. Ты – паломник.
Лишь та же млечная река
мерцает в утренней росе.
Разрывают сгоряча. Расстаются незаметно:
вроде было, да прошло – полустёртая строка.
Разрывают, – и тогда снег валит в разгаре лета.
Расстаются в тишине:
«чмок» бездушный и «пока».
Разрывали сотни раз, но от боли возвращались.
По привычке? По любви? —
Сразу и не разберешь.
Одиночества ледок да бессонница с печалью.
Там ещё была весна, и в разлуке плакал дождь.
Расстаемся в первый раз – улыбаемся с зевотой.
Обещания звонить и в глуши не пропадать.
То ли грустно, то ли нет. Гонят прежние заботы.
Что-то в памяти кипит и… уходит, как вода.
Не спрашивай, зачем приходит грусть.
Сезон охоты. Вышла за добычей:
осенний луч попробовать на вкус,
листву спугнуть попутно, – так, обычай.
На прочность испытать гнездовья звезд,
раскиданных под крышей небосвода
(вдруг выпадет птенец?)
И в полный рост,
добравшись до Луны, отведать меда.
Казалось бы, всего хватает, но
вынюхивает нежные изыски,
чтоб их, как первосортное вино,
нахально смаковать.
Вот сердце. Близко.
Там вкусности горячие живут,
болезненно-ранимы, кровоточат.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу