Елена Картунова: Лунные письма. Сборник стихов и маленьких сказок

Сочувствуя грусти, промчатся по кронам ветра.
Обрушится небо дождем в полыхании молний.
И вырвется боль из души, и уйдет во вчера.
Послушный покой
серой грустью пустоты заполнит.
И краски сойдут, и отступит в досаде огонь
того, что пьянило, сбивая летящим потоком.
Уснет непокой.
Ты доверчиво ткнешься в ладонь.
А утро погасит рассветом янтарное око.

Я знаю, что однажды будет это:
в пахучие просторы разнотравья,
в края, где отдыхает в неге лето,
а небо в нежно-радужной оправе,
ворвусь на быстроногой кобылице,
сходя с ума от солнечных объятий…
Мне скачка эта каждой ночью снится.
А я сама – в красивом белом платье.

«Любимая, спи» ты мне пел под гитару.
Мелькали видения в пляске костра.
Пророчили нам быть счастливейшей парой.
«Любимая, спи» ты мне пел под гитару.
Но чувства сгорели в нелепом пожаре,
в костре, что держался почти до утра…
«Любимая, спи» – ты мне пел под гитару.
Мелькали видения в пляске костра.

Мелькали видения в пляске костра.
Я к чувствам прильнула твоим осторожно.
А рядом чернел назревающий крах.
Мелькали видения в пляске костра.
Как будто недавно, как будто вчера —
та боль, разорвавшая сердце безбожно…
Мелькали видения в пляске костра.
Я к чувствам прильнула твоим осторожно.

Я к чувствам прильнула твоим осторожно.
А в душу запали простые слова:
«Любимая, спи…». В них светилась надежность…
Я к чувствам прильнула твоим осторожно
когда-то в наивном и радостном прошлом.
У нас закружилась от звезд голова…
Я к чувствам прильнула твоим осторожно.
А в душу запали простые слова.

Мне в душу запали простые слова
и слепком хрустальным остались навечно.
Под пальцами чуть холодила трава…
Мне в душу запали простые слова…
И пусть серенада любви не нова,
светла и чиста, хоть порой быстротечна,
мне в душу запали простые слова
и слепком хрустальным остались навечно.
«Любимая, спи…

Спит, как бог.
Рисую мягко на спине его картину:
остров, небо с облаками и штрихи густой травы.
Дождь в полосочку косую. А вторую половину
всю засеяла цветами и… дошла до головы.
Там подушечками пальцев
обнаружила «дорожку».
Утонула всей ладонью в чаще спутанных волос
и ногтями, будто в танце —
задушевном танце кошки
нацарапала на шее пляску крохотных стрекоз.

Он вздохнул, обняв подушку.
Я губами попыталась
написать каскад историй
на расслабленном плече…

Подсказала час кукушка. Ножка света золотая
осторожно из-за шторы оказала вазе честь
и скользнула по постели, заблудившись в одеяле.

Мой засоня безмятежно продолжает видеть сны.
Вновь рисую горы, ели.
Луч лениво лег в бокале.
Это утро льет любовно день из чаши тишины.

А мы танцуем, связанные случаем,
под музыку досады (раз-два-три),
друг друга попрекая днями лучшими,
то тихо, то, срываясь в злобный крик.

Безжалостно скрестились души взглядами,
срослись ладони в жесткий монолит,
Алеет под ногтями кожа пятнами,
но кровь лишь возбуждает «аппетит».

Теперь ни часа без реванша ярости.
Укус последний станет лучшим па.
Танцуем, загибаясь от усталости.
Любовь/обида/ненависть – слепа.

Не делить нам ни троп, ни дорог,
где хлопочет назойливый ветер,
ни беседки (там глупый вьюнок
тянет к небу зеленые плети),
ни ночей, ни проблем – ничего.
Не для нас распевает валторна,
призывая в поход кочевой
за рассветом.
С улыбкой притворной
утешает не друг и не враг
(то ли дух, то ли внутренний голос).
Не ходи, говорит, со двора
не спеши вслед медовому соло.
А неймется бежать – посчитай
что-нибудь под глубокие вздохи.
Успокоится птица-мечта.
Ей и в клетке живется неплохо.

Пироги пропитала ваниль.
В чашке чая луна в полном свете.
Убаюкана буря, а штиль
раскидал непролазные сети.

Южная ночь расставляет ловушки.
Выверен ракурс луны и теней.
К небу прилипшие звездные мушки,
пляшут кокетливо в каждой волне.

Бриз шепотком пробегает по кронам
(ткут заговорщики тайную сеть).
Нежится радость в подушках на троне
и вдохновенно пытается петь.