Сергей Гуреев: Мой удивительный февраль. Том 3. Воспоминания души

Ямщик, ты не гони своих лошадок,
В глухой степи и доньев нам не надо.
Всем донам нужно чтобы, эх, деревня,
Шумел камыш и гнулися деревья.

Все доны, оборвав в округе розы,
Поют, чтоб не морозили морозы,
Поют все доны с детства о бродяге,
Который шёл к Байкалу из Малаги.

А утром понял – с донной бес попутал,
Не только песню, адрес перепутал,
Я испытал весь стыд перед законом,
Когда проснулся под чужим балконом.

Ох, эти мне ночные перспективы,
Не помогли испанские мотивы,
Не смог я этих донней взять измором,
Пойду попеть, …к товарищу майору.

Если март в права вступает
С морем страсти и цветов,
Значит, снова наступает
Время мартовских котов!

Просто некуда деваться,
Мы опять лежим без сна.
За окошком – минус двадцать,
А по графику – весна!

На свидание с любимой
Так спешил, что мог сгореть.
А удачно или мимо?..
Как на это посмотреть…

В промозглом и сером апреле
Стихи мои как-то сопрели.
Добавить бы в них акварели,
Чтоб строки от красок горели.

Чтоб в этой весенней капели,
Совсем как в крещенской купели,
Не только бы пили и ели
Слова с окончанием «ели».
И вспомнив лохматые ели,
Что в вечно зелёной шинели,
Мы запахом этим болели,
Почти как от пятой «Шанели».

И запах держа на прицеле,
Сумели б добраться до цели.
Легко одолели все мели,
Пока эти ели шумели.

Но в свете дождливой недели
Все постные лица надели,
И краски опять похудели,
Как нитки в старинной кудели.

И тучи над нами балдели,
И галки трусливо галдели.
И мысли опять поредели,
О чём мы так страстно радели.

Что ж наши желанья, ужели,
Скромней Хохломы или Гжели,
Чтоб даже простые Емели
Такую б возможность имели,

Испробовав мёду, и хмеля,
С букетом прекрасных камелий,
Набив, как обычно, кошели
Для Эли, Мишели, Рошели?

Чтоб с грацией дикой газели
На нас благосклонно глазели
Такие мамзели, Жизели,
Чтоб мы от восторга шизели.

И бледностью нежной синели,
И острой как хмели-сунели,
И в сладостных грёзах, во сне ли
Стыдливо и мило краснели.

Эх, если б до них долетели
Те рифмы, что страстно хотели.
Ведь, если и в мае метели,
То чем ещё думать о теле?

Эх, если б от этой пастели
Добраться суметь до постели,
Мы много чего бы сумели,
Но кончились рифмы на «ели».

И снова в промозглом апреле
Затихли и звуки и трели,
И страшно косматые ели
На нас сиротливо смотрели.

И слёзы сдержав еле-еле,
Мужчины для встречи созрели
И снова и пили, и пели,
Раз кончились рифмы на «ели».

Да что нам грустить, в самом деле,
Что кончились рифмы на «еле»?
Ведь даже и в жарком июле
Кончаются рифмы на «…ули».

И выпив по парочке стопок,
Придумали рифму на «…опа»
И грянули песню лихую,
Где не было рифмы совсем!

Мне, конечно, приятно, тигрице,
Что мужчина, успевший побриться,
Насмотревшись на милые лица,
Всё пытался глаголом излиться.
Так накрашу погуще ресницы,
И слегка обтянув ягодицы,
Отложу я вязанье и спицы,
Ради страсти с шампанским и пиццы!

Как в романе с простою девицей,
Он повёз ее в Прагу и в Ниццу.
А в орешнике плачут синицы,
Проводив соловья за границу.
В общем, сколько верёвке не виться,
Но в итоге на пятой странице —
И шикарная светская львица
Отдалась, не успев удивиться.

Только в жизни с храпящим тупицей,
Что на всё в этой части скупится,
Даже печка не хочет топиться,
И сервиз наш успел облупиться.
А желание так накопится,
Что опять мне ночами не спится.
Остаётся пойти утопиться,
Как сказал академик Капица.