По паркету скоблил кринолин,
Развевались шелка и парча…
Я красивый, большой, но один…
Не полюбит никто трубача…
Не вальсировать мне на балу
Нежный девичий стан не обнять…
Я стою за оркестром в углу
Слезы капают… Вам не понять..
Там лорнеты, духи, веера…
Кес ке се, же ву при и мадам…
Смех, веселье, вино до утра…
Их кареты свезут по домам…
У меня – варикоз на ногах
И давлений в левой груди…
И в подвале живу, в двух шагах
От собрания.
Бедно.
Один.
Я родился почти под Парижем —
(Он за Брянским дощатым углом).
Тут дороги немного пожиже,
И прононс – с характерным слоХГо'м.
Я родился почти что французом,
В смысле русский совсем я не знал.
Я лежал на весах голопузый
И «месье же не манж па» кричал!
Ну не так, разве в этом ли дело?
Просто кушать хотел всё острей.
И вопил в новый мир ошалело —
Дайте сиську тугую скорей!
Владимир Лисеенко
…
Я родился как многие – где-то.
Где над дверью табличка Роддом.
Я лежал на весах неодетый,
Этот мир принимая с трудом.
Обладая бессвязностью речи,
Но желая еды и любви,
Я орал перепонки калеча
Окружающим: будьте людьми!
По-французски орал, по-немецки,
По-английски, по-польски орал,
Понимая их все не по-детски,
Только русского не понимал.
Много лет пролетело напрасно —
Так освоить его и не смог
В совершенстве… Почти ежечасно
Ошибаюсь. Печальный итог…
Но тогда все закончилось сладко.
Вспоминаю, как твердый сосок,
Окруженный упругостью гладкой,
Тонкий мой оборвал голосок.
С той поры в подсознании живо:
Счастье это большая кровать
И она, с пышной грудью красивой,
По звонку, приносящая жрать.
Луна холодными рогами
Вспорола тучу надо мной,
Когда я, странствуя снегами,
Скрипел крахмально тишиной!
Ночь побледнев, упала тенью
И поплелась за мною вслед,
На пару с лёгкою метелью…
Я шёл, усталый от побед
И женской ласки потаённой,
Туда, где клейкая листва,
И к той, с которою, влюбленный,
Познал секреты естества!
Блуждал извивами дороги,
Спешил, порой срываясь в бег…
А сзади виделись итоги —
Мой каждый шаг, мой каждый грех…
За мною шли ватагой шумной
Мой каждый шаг и каждый грех.
Полярной долгой ночью лунной
Я собирал с собою всех,
Кто стать свидетелем случайным
Любовных мог моих побед
И этим, пусть и невзначай, но
Навлечь немало страшных бед
Мог – тавтология, простите —
На жизнь семейную мою.
Прошу вас: строго не судите —
Когда один в чужом краю,
Не каждый в силах ограничить
Физиологию свою…
Мы шли и ночь плелась за нами
И даже легкая метель,
Пыля скрипучими снегами,
К нам прицепилась… Я кобель…
Но, чтобы милая не знала —
В краю, где клейкая листва, —
Что не она пораскрывала
Мне таин женских естества,
Всех уничтожу, как Сусанин.
Запутаю среди дорог
И убегу, их там оставив.
И не раскаюсь – видит Бог!
Один лишь только месяц лунный
С рогами взглянет на меня
С тоской с небес…
Благоразумный
И преданный жене, как я.
Он поражает глубиной
Своих великих откровений.
– Какой шедевр! – кричит иной,
Другой прошепчет тихо – Гений!
Поэт с достоинством кивнёт,
Самодовольно улыбнётся,
Свой фас и профиль пронесёт,
Как баба вёдра от колодца…
Кряхтя и охая подчас
Да, отдыхая, то и дело.
И вспоминая всякий раз,
Что уж не молодая дева…
Что надо бы себя беречь
Не хорохориться напрасно…
Но здесь ведь не об этом речь…
Ведь у поэта все прекрасно.
В одной руке несет он фас,
В другой сжимает крепко профиль
И очаровывает нас
Стихом…
Литературный профи.
Мадам!
Вы ослепительно коварны
Слезой в глазах, я верил Вам.
Игрой улыбки лучезарной
Меня Вы бросили к стопам.
Мадам!
Вы обещали быть покорной,
Вы обещали подарить
Ожоги ласк нерукотворных…
Вы обещали изумить.
Мадам!
Вы отвратительно чудесны
На этом ложе, в неглиже!
Ваш запах прелестей телесных
Как нашатырь в моей душе!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу