Сергей Мочалов - Рубиновые слезы декаданса

Я могу вас назвать, – моя милая!
Я могу вас назвать, – моя нежная!
Лишь свечей тоскливо сияющих
Мне для вас не зажечь в эту ночь.
Как мне хочется видеть сияние
Ваших глаз меня восхищающих.
Как мне хочется поцелуями
Вам безумными… но помочь.

Провести вас в леса хрустальные
Где поют голоса замерзшие;
Где склоняются белые ангелы
В чьих глазах пустота высот.
И звучать колокольчиком тоненьким, —
Пьяным голосом тихим ласковым;
Пить напиток небес возвышенных
С пальцев ваших как мед из сот.

Я могу вас назвать, – как мне хочется!
Я могу вас позвать. – не ответите!
Лишь блеснете улыбкой утренней.
И молитв вам не слышать моих.
Одиночество, – не спасение!
Одиночество, – это облако
Оно темное и беззвучное
И на нем вовсе нет… двоих.

Мне в рукав заползла мышка.
Кто-то вас назовет, – малышка…
Поцелует вас в тонкие плечи,
И погасит волшебные свечи.

Кто-то вас обнимет, украдкой.
Назовет вас, – нежной и сладкой.
Поцелует вас в страстные губы…
Ах, мои желания, так глупы!

С кем-то вы… игривая мышка.
У кого-то в глазах, – вспышка;
У кого-то в руках… ваши руки.
Ах, со мной засыпают, муки.

Кто-то тронет вас тихо дыханием;
Обернется вашим… сиянием.
Вам посмотрит в глаза, – я знаю.
Ах, зачем я ночью страдаю.

Ах, любовь! Озорная мышка,
Почему мне не звать вас, – малышка;
Не кусать за сладкое ушко.
Ах, поверьте… я ваша игрушка.

Ваши губы, – меч самурая,
Приготовленный для сеппуку.
Он окрасится ярко-красным,
Поглощая горькую кровь.
Госпожа, прошу вас, примите
Как возможно принять награду, —
Мою смерть, и мою любовь!

Ваша шея, как рукоятка.
Она гладкая, словно море;
Словно ваши нежные очи, —
Их загадочный теплый туман.
Погруженная в мое тело
Без надежды, и без остатка…
Госпожа, прошу вас, поверьте
Моя мука… никак не обман.

Ваша грудь, как последние вдохи!
Я виновен! Я это признаю.
Обвините меня… обвините!
Я в туман молчаливо уйду.
Мне так сладко! Так больно…
Так больно!
Я веду аккуратно рукою,
Словно лаской по вашей коже
В совершенном чудесном бреду.

О белом снеге я подумал ночью.
Я представлял, как он кружится над землей;
Как падают снежинки в ваши руки,
И отзываются небесной тишиной.

Темно и тихо! И не дрогнут звезды.
Не закачается капризная Луна…
А знаете, мой мило спящий ангел,
По моему, Луна в вас влюблена.

И мое сердце вздрогнет, и затихнет.
И пропастью откроются глаза, —
Я буду представлять вас близко-близко,
Смотря в окно на эти небеса.

Я слишком поздно повстречал вас на пути, —
Уже, когда почти устал влюбляться.
О Господи, прости меня… прости.
Вы не моя… не смею и пытаться.

Зачем же я был вами опьянен
Как мальчик, что не знает большей муки?
Скажите мне, зачем же я влюблен
В такие ваши… ласковые руки?

В тот ветер, что играет в волосах
И так желает, – хоть на миг, – остановиться
На ваших страстью огненных губах?
В которые, – как можно, – не влюбиться!

Позвольте, я безумием объят?
Уж лучше, мне ослепнуть… и не видеть!
Уж лучше был бы я в своем аду распят,
Когда бы мог, хоть чем-то вас обидеть.

Лепесток… лепесток.
Кровь, – клубничный сладкий сок
С языка на язык.
Крик!

Белый снег… белый снег.
Опьяняет чистый смех, —
На пол тона выше.
В тон…
Стон!

Солнца свет… Солнца свет.
Никого больше нет,
Кроме сказочных глаз, —
Вас!

Зеркала… зеркала.
На траве, – не трава.
Это Солнца цветы, —
Вы!

Облака… облака.
Как огонь и река;
Как вода, – на язык.
Крик!

Небеса… небеса.
Там где плоть, – там душа.
Пал вам в ноги дракон…
Стон!

Мне лишь думать о вас, как о Солнце
И не видеть света вокруг, —
Так легко так приятно… так просто!
Как надежда на чудо: «А вдруг…»