Сергей Гуреев - Мой удивительный февраль. Том 5. Остановись и улыбнись

Зачем я это представляю,
Дрожа в летящем самолёте?
Я так на новости влияю,
О катастрофах, вы поймёте.

Чтоб риск разбиться был отброшен,
И волновались вы не очень,
То нужно думать о хорошем,
Как на Тверскую выйдешь ночью…

Представите картину эту,
И пусть на вас совсем не смокинг…
И страстно ищешь сигарету,
А тут табличка – «No smoking»!

Но если тихо, в туалете
В себя вдохнуть, не выпуская,
То просто счастье, что на свете
Есть эта улица Тверская!

Разрешите вам поведать о себе:
Вот сижу без сигареты на губе,
Весь ответственно на стульчике сижу
Перед вами, как на исповеди. Жуть!

Люди заняты исканием утех,
Люди делятся на этих и на тех,
И кричат при этом разные слова,
Ну а я сижу и думаю о вам.

А народу нынче в зале, погляжу,
Может быть, кому-то всё же угожу.
Кое с кем я даже чуйственно дружу,
Потому я здесь на стульчике сижу.

Так сидеть и думать, в общем, не грешно.
Было б грустно, если б не было смешно.
Для того-то на плечах и голова,
Чтоб исполнить ею что-то мне для вам.
В этой песне мысли, право, никакой,
Можно смело отправляться на покой.
О покое мне б подумать в самый раз,
Но нельзя, поскольку думаю о вас.

Я-то вижу то, что думаете вы,
В этих мыслях вы, естественно, правы.
Ладно б, ночью на поляне при луне,
Чтоб не нужно больше думать вам о мне.

Все ненастья, в общем, что-то там сотрут.
И единственное счастье по утру,
Не смотреть на этот сдувшийся матрас,
А сидеть вот так, и думать мне о вас.

Встал я ночью, и на пробу,
Муза все-таки грызёт,
я подался к гардеробу —
Вдруг сегодня повезёт?

Средь штанов сперва порылся,
и в исподнем опосля.
Милый образ не открылся,
не находится мысля.

Что с того, что щеголяю,
раскудрив свои усы,
раз уже не вдохновляют
ни рубашки, ни трусы?!

Всё прощупал по порядку —
Нет, одежда мне не впрок.
Может всё же за подкладку
завалилась пара строк?

Что купить мне на зарплату?
Толи платьев? Толь мехов?
Чтоб не мучили заплаты
не родившихся стихов?

Кто путал в жизни все дороги?
Кто революций всех творцы?
Я думал – львы и козероги,
А оказалось, что тельцы!

Под блеск пленительной Венеры
Они с Луной обручены.
Черты им многие даны,
Упрямство, эгоизм без меры.

И эти, с виду вроде тёлки,
Такие, вроде слабаки,
Прошлись по нам не как метёлки,
Как разъярённые быки.

Да! Поначалу было слово —
Как философствовал Сократ!
Но отравили, как «корову»,
Софистам-то не верят, брат.

А позже, перестав бояться,
Тельцы за дело так взялись!
Толь отомстить, толь состояться?
Короче, страсти понеслись.

Сначала Медичи Мария,
Травила ядом из кольца.
Что дальше пишет исторúя,
Почти про каждого тельца?

Короны, титулы отринув,
Из грязи – в князи! Взят барьер!
И Кромвель, и Екатерина,
И сам кровавый Робеспьер.

Кого ещё поставить в титры,
Кто быть тельцом имеет честь?
Карл Маркс, Владимир Ленин, Гитлер…
Без комментариев, как есть…

Всё это были повороты,
Что насаждали разный «…изм».
По сути – все перевороты
С кровавым финишем – фашизм.

Пред ними был февраль и Веймар,
Но каждый старт террору дал.
А позже Роберт Оппенгеймер
Ту бомбу страшную создал.

Среди таких вождей встречались
Цари разумные порой,
Но мы-то помним, чем кончались,
К примеру, Николай Второй…

Уж, или делай, иль не делай,
Нельзя же так дразнить гусей…
И роль тельцовая редела,
Последним был Саддам Хуссейн.

Но я не прав! Народы знают
Не только этаких тельцов.
История упоминает
Великих множество творцов.

Вот Леонардо не был взвинчен,
А только тайною манил.
Но почему же сам да Винчи
Себя Джокондой заменил?