Терентiй Травнiкъ: Доверьте музыку стихам

И, оставляя поколеньям,
Своей поэзии ростки,
Я счастлив тем, что вдохновеньем
Избавлен здесь я от тоски…

Тоски о детстве промелькнувшем,
Печали от потерь и бед,
Любви ушедшей иль заблудшей.
Стихи – моя дорога в свет…

Когда б меня спросил мой друг:
Любил ли ты когда-нибудь?
Ему ответил бы – не знаю,
Но знаю, что любовь – мой путь.

Когда б меня спросил мой друг —
В чём вера для тебя открылась?
Ему ответил бы – не знаю,
Но знаю, для меня то – милость.

Когда б меня спросил мой друг —
Надежда… есть ли смысл в мечтаньях?
Ему ответил бы – не знаю,
Но знаю – есть конец для мук.

Когда б меня спросил мой друг —
А есть ли Бог на этом свете,
То я б ответил: да и… нет,
И был бы прав в своем ответе.

Когда б меня спросил мой друг —
А счастье, есть ли счастье где-то?
То я ответил бы, что – да,
Оно – здесь – в каждом из ответов.

Есть в самовыражении страданье:
Усталость, измождённость и печаль,
О муки творчества – поэту испытанье,
Древневек о вая нещадная мораль.

Кто не зарыл таланты, знайте это:
За каждый отвечать настанет срок.
Художников, ваятелей, поэтов
Ждёт творчества мучительный урок.

Певцов и зодчих, лекарей, учёных
Настигнет скорбь от безответных тем.
И только свет – из сердца извлечённый —
Подарит утешение взамен.

Я видел столько серых жизней,
И каждый раз, встречая их,
Я задавал вопрос о смысле —
А есть ли смысл путей моих?

Кто я?! – исхоженный судьбою
И отчего всё так – кто знает? —
Стою с поникшей головою
Одним из тех, кто не решает.

Нашедший, многое познавший,
Тем не ушёл в тоске от них,
От тех, ктов жизни обветшавший,
Со скукой век свой волочит.

Им – скука, мне ж печаль досталась.
Едина откровенья суть.
В колоде карт не оказалось —
Лишь той, что указ у ет путь.

Доверьте музыку поэтам,
Доверьте живопись стихам.
Смотрите! Сколько в слове цвета,
В нём ноты льются по слогам.

И образ, созданный строфою,
С мелодией вернётся к вам;
Доверьте живопись поэтам,
Доверьте музыку – стихам!

Я одинокая звезда.
Мои лучи – мои начала —
Те, что цыганка нагадала,
Когда мне было тридцать два.

Она меня предупреждала,
Что друг – предаст, что будет – слава,
Чтоб не ходил, куда иду…

Ведунью слушал я устало.
Она, быть может, и не знала,
Что шёл я – к другу своему.

Теперь на этом самом месте,
Часовня-маковка стоит;
Святитель Николай мне светит
Покоем вечного пути.

Звезда ж ведёт, как зазывала,
Сквозь тайны ночи, сумрак дня.
Теперь её лучи начала
И продолженья для меня…

Распят непогодой в кровати своей,
На древе туманов – гвоздями дождей.
И в сорок девятой завис на восьмом,
Ни дато-ни-взятый мой тон-полутон.

Допит и добит, и перья по ножнам.
Пишу нынче в стол,
а значит, – всё можно!
И в ящик, как в печь летят дневники,
И светят и греют деньки-угольки.

Пишу нынче в стол: поэт-истопник.
До лучших времён – гори мой дневник!

Час рассветный… Дом, вздыхая
Просыпается, кряхтит.
Ходит утро сквозняками —
Половицами скрипит.

С недосыпа утро смялось,
И немного утро жаль.
Не уехала – осталась
Погостить со мной печаль.

Час рассветный – как в монетном
Блеске каждый уголок.
И окрашен лунным цветом —
Полусонным – потолок.

Я лежу под одеялом,
Жмурясь, сплю, но слышу всё.
Утро саморасплескалось,
Знать, пришёл-таки черёд.

Утро – все четыре буквы
Меня будят, лезут в стих.
Нелегко, сказал бы – ртутно,
Собираются в мотив.