Надежда Ладоньщикова - Листья. Стихи

Мой троллейбус – в дожде и во тьме.
Как мелодию, слушаю счастье —
оказались полезными мне
все прошедшие беды и страсти.

На дождь смотри —
листок несет.
Не говори,
что знаешь все.

В окна бьет то ли снег, то ли град.
Плачет девочка – грустно в больнице.
Это ж я, пару жизней назад,
в вестибюле боюсь заблудиться.

Нет, не я. А на улице – мрак,
и троллейбус – как время, как мания,
как большой вопросительный знак —
отрицание отрицания.
А ветер над домами рвет
воды большой круговорот.
По крыше бьет.
Он так поет.
Нет, он не пьет —
ни разу в год.

Каштаны скоро зацветут
и, может быть, уже
верхушкой тополь будет тут,
на пятом этаже.

Cмотрела долго из окна
я в кухне у друзей.
Молчала темнота одна,
когда уснули все,

Мы были с фонарем одни,
мы встретились для слез:
с него дождем текли они,
а мне ползли на нос.

Все краски дня, и смех, и вихрь
теперь смирились тут!
Никто не высчитал для них
молчания минут.

Любовь и злость, и страсть, и сон
текли из глаз и крыш,
на чей-то капали балкон
и разрывали тишь.

И, громко в лужицах звеня,
блестя под фонарем,
они заставили меня
услышать этот дом.

Они заставили меня
понять, что боли нет,
что утро следующего дня —
счастливый мой рассвет.

Что не смогу забыть нигде
я этот дождь уже,
ведь невозможно быть в беде
на пятом этаже!

Все краски дня, и смех, и вихрь
теперь смирились тут…
А ветер лих, как чей-то стих —
растрепан и разут.

Идет человек по ночному шоссе,
шапку на уши и руки в карманы.
В городе нынче уснули не все,
в бессонной останутся полосе
студенты, мечтатели и хулиганы.

Я знаю, сегодня не будут спать
на крыше строящегося дома,
и краны будут плиты таскать,
так романтично, привычно, знакомо.

И на малейший шорох ребенка
кто-то пройдет в темноте босиком.
дверь заскрипит одиноко и тонко
незамечаемым днем голоском.

Кто-то не спал оттого, что читал,
кто-то бродил – темнотой любовался,
кто-то же просто автобуса ждал,
а дома спросят, где он шатался.

Сколько окошек при мне угасало,
часы на столе, как Фемида моя.
Стрелка, зачем ты круги писала?
Ты хочешь, наверно, чтоб я устала?
Ты хочешь, чтобы заснула я?

Истины уйдут опять,
на параграфы рассеясь.
Говорю – не потерять,
на открытье не надеясь.

Романтическим, как миф,
самым дальним из созвездий
стал знакомый жилмассив,
отзываясь темной бездне.

То проступят, то опять
истины уйдут, рассеясь.
Думаю – не потерять,
и открыть их не надеюсь.

И зима, и слякоть – не в первый раз,
не реквием – лужи и тучи.
Если жизни гимн в сентябре не угас,
он вынесет все, могучий.

Впереди еще много холодных дней,
сырость, лампочка вместо рассвета,
и тепло души, и новых идей,
и слова непонятные где-то.

Не мечтания – императив:
в душу холод не допустив,
и зимой разглядеть лучик,
Если даже снег растает в горсти.
Не реквием – лужи и тучи.

1988г.

***

Как это все-таки глупо —
вдруг отвернуться от всех,
когда под темною лупой
темный рождается смех,

Когда на лицах прохожих
спит равнодушия тень,
когда захочется тоже
злую не прятать рожу,
не любить этот день,

Когда не ждешь озарений
и не творишь кумиров,
когда тоска и презренье
застят все краски мира.

Когда жизнь проносится вкратце,
и как будто мерзнешь на льдинах.
И хочется разрыдаться
на руках у любимых.

Не могу оторваться
от дали лица твоего.
Начинает казаться,
что я рисовала его.

Ненавидеть мне, вроде,
причин не нашлось,
и без адреса бродит
скулящая злость.

Да зачем. Ты не знаешь,
что зрачков твоих даль —
мне сошедшая с клавиш
борьба и печаль,

Что казалась мне выше
анализа слов,
когда ветер на крыше
был разбиться готов.