Надежда Ладоньщикова - Из тишины. Стихи

Я напишу светлейшими из чернил
белый листок.
По контуру букв увидите, как сквозил
звук вместо строк.

Читайте, Брамс, этот спектр, мы здесь одни,
в сетке секунд.
Светел мой лист, а секунды-дни
орнамент плетут.

Все правильно, Брамс, Вы не писали стихов,
в них музыки нет.
В них – светом по белому несколько строк
на множество лет.

Вслух буду долго читать вам стихи я,
если вдруг спросите о ностальгии.

Моя ностальгия – пух тополиный
на улице старой, на улице длинной,

На улице, что никуда не девалась,
как пух тополиный, я к ней возвращалась.

Моя ностальгия везде меня встретит —
и в прошлом, и в будущем, и на том свете,

На каждой дороге, на улице каждой,
она появилась со мною однажды,

Она появилась на улице рядом,
не раз испарилась и выпала градом,

Дождем и цветами, ушла тротуаром,
и лесом, и полем, и новым, и старым,

Она существует на всем белом свете,
моими, чужими словами ответит.

Нигде не осталась моя ностальгия,
в стихи собираю я эту стихию.

На улице рядом – пух тополиный,
волшебный подшерсток мелодии длинной.

Толстой про общество и дом
второй дописывал уж том,

почти в Каренину влюблен.
И тут сморил Толстого сон.

Приснилась, надо же, беда —
жена сбежала навсегда.

А ведь который день писал
всем хэппи-эндовский финал!

Проснулся в ужасе Толстой
и дописал финал другой.

Остановил сюжета ход,
все повернул наоборот,

и без Карениной опять
решил всем счастье дописать.

Тот страшный сон забыл Толстой,
когда закончил том второй.

Я вспоминаю легенду о Лунной Кошке,
что сходит по лунному свету, ложась на плечи.
Редко, и не ко всем, и не у нас, а в древности.
Впрочем, об этом точно никто ничего не знает.

Луна отражается в волнах, в мире, что мы не помним.
Наверное, это красиво – полупрозрачная кошка,
по полупрозрачной ткани лунного света
сходящая с неба великим знамением свыше.

А может, она и всегда там живет, только мы не видим.
А может, она не сходит больше с Луны на Землю.
А может, все это просто придумали люди, чтоб вспомнить,
когда станет плохо, легенду о Лунной Кошке.

Чтоб стало теплей и спокойней при мысли о высшем чуде,
что сходит, ложась на плечи великой истиной.
Пусть не сейчас, а в древности, но можно думать иначе.
Есть, говорят, на свете легенда о Лунной Кошке.

Люди всё пишут, живя на земле,
музыку зданий и мостовых.
Медленно-медленно ветер лет
фразы меняет, блуждая в них.

Летопись. Строчка. Зачеркнут аккорд.
Абзац с полубуквы, века шелестят.
Ветром подвинуло строчку вперед,
ветром уносит строчку назад.

Странная радость оставить свой след.
Слезы, навзрыд, чтобы ветер затих.
Люди всё пишут, живя на земле,
музыку зданий и мостовых.

Пушкинский кот ученый привык к цепи.
Есть только два направления у него:
Слева направо и справа налево. Спит
Город старинный около древа того.

Леший устал слушать басни и в лес ушел,
только звезда с звездой по-прежнему говорит.
Два направления знает кот хорошо,
в поисках третьего учит еще санскрит.

По часовой стрелке – что же там, впереди?
Или назад, в память, возвратится опять.
Песни кота – о том, как идти по пути
по своему, как с ветки на ветку летать.

Звездные кошки-музы легенды хранят,
дуб шелестит, город спит, как в кино…
Лучшие сказки кота иногда – для меня.
Я иногда, крестясь, закрываю окно.

Призрак памяти – в тихом ветре,
что всегда был сейчас и здесь.
Все несказанное на свете,
хоть несказанное, но есть.

Призрак памяти, дай мне руку,
и не стой на весеннем льду.
Что мы не сказали друг другу
в непонятно каком году?

Призрак памяти. Что реальность —
все, что вижу здесь и сейчас?
Или те стихи, что остались
от всего, что осталось в нас?