Александр Ладошин - Реперные точки

Сороковые помнятся лишь краем,
от карточек зависимость отпала.
Подумалось, земля пребудет Раем,
житуха хлебом расцветет и салом.

Отец вернулся, сидор да погоны,
а для меня, так, дядька незнакомый.
Тогда впервые в руки взял патроны,
прочувствовал портянок дух весомый.

Моим мечтам не привелось свершиться,
по выдаче был хлеб, похлебка в плошке.
Для школы мал, чтоб грамоте учиться,
цифирь учил с рисунка на ладошке.

Ах очередь, вот мой толчок к рассказу,
ее понять лишь опытом возможно.
Не мерз кто ночью у дверей лабаза,
про нас судить тот должен осторожно.

И очередь дарила всем с лихвою,
сочувствием совет простой бесценен.
Любой багаж забот тащил с собою,
под грузом тем не можешь быть заменен.

Различный люд под дверью собирался,
не ведая, чем новый день одарит.
С пустой авоськой, было, возвращался,
иль с требухой, с чем мама супчик сварит.

Сороковых закончилась декада,
восторгов нет, но и печаль забыта.
В полсотые теперь шагать мне надо,
в две пятилетки новых дверь открыта.

Передо мною масса ожиданий,
обвал событий, для движенья трасса.
Я старше стал, я приобрел познаний,
начну рассказ от первого «А» класса.

В мужскую школу в срок определили,
ведь пацаны учились без девчонок.
Начать и со второго шансы были,
отец не дал, ишь – белый вороненок.

Пришла весна, умытая слезами,
плачь по стране – ушел людей всех Папа.
Крестила бабка лоб пред образами,
а я ревел, мне было жаль сатрапа.

Мне Сталин был на вроде как Создатель,
в обоих веровал, жизнь заставляла.
Днем сталинских наук приобретатель,
а ввечеру бабуля просвещала.

Постичь не детскую науку парню,
про злых врагов, про дядьку генерала,
не просто. То трубят о них фанфарно,
а-то, училка в школе вдруг сказала:

– Открыть Родную Речь, страницу восемь,
там лысый генерал сидит, очкастый.
Теперь страницу вырвем, на пол бросим,
растопчем каблуком, он враг ужасный.

В сырую землю многих он отправил,
твердили мне, что – до того не знали.
А я и верил, и ругал, и славил,
тогда не дети, все так поступали.

И взрослых приучили слову верить,
а уж дитя, – в сомнениях едва ли.
Страничку вырвал, чтоб ее похерить,
гордиться мог бы мной товарищ Сталин.