Юрий Пашанин - Заячья амнезия. Сказки

Колючка сидела на шее собаки,
Когда шевырялась та в мусорном баке,
И даже когда та гоняла блоху,
Сидеть продолжала она наверху.

На шее собаки пока восседала,
Колючка там много чего повидала,
Но кончился день и так хочется ей
Обычной колючкой вернуться в репей.

Надувной купили Шарик
Для торжественного дня.
Шарик в доме скоро шарил,
Кто ему ещё родня.

Друга встретил он не сразу.
Напоровшись на иглу,
С надувным лежал Матрасом
Шарик тряпкой на полу.

«Что за пошлость, что за рюшки?
Лишь зовёшься надувной.
Уподобился подушке,
Прогибаясь под спиной.

Я давно являюсь связью
Поколений и времён.
Ты же весь измазан грязью
И давленьем не силён.

Как терпеть такое порно?
Ты ж, резиною скрепя,
Тело голое позорно
Примеряешь на себя».

«Что ж, подметил это точно -
Жизнь не сахар, но, поверь,
Бытовая стала очень
Для меня она теперь.

Предназначен я собою
Дать покой телам во сне,
Но они одной любовью
Занимаются на мне.

Да, ты прав, не интересно,
Что на мне подчас творят.
Подползай же, здесь не тесно,
И ложись со мною вряд».

«Как? Мне? Лечь с тобою рядом?
На костюм свой посмотри.
Чтоб его отчистить, надо
В мойку сунуть раза три.

Безобразие всё это.
Подползи к нему и ляг.
Не тебе давать советы,
Недостойный ты пошляк».

«Я и впрямь такой, наверно.
Повинуюсь всем буграм.
Да и ты лишь смог извергнуть
Шум, и гам, и тарарам.

Сам-то что буянишь нагло?
Посмотреть, скорей всего,
То ли ты обрывок флага,
То ли вовсе ничего».

Каждый в чём-то был убогий.
Но успели до утра
Перемолвиться немного
Надувные мастера.

Чтоб стала она железякой безвинной,
Изъяли взрыватель опасный из Мины,
Иначе б её беспощадный тротил
В кровавое месиво всё превратил.

Обиженно Мина тогда заворчала:
«Спросили б, хочу я такого, сначала!
Была я довольна своею судьбой.
Меня обходил и боялся любой.

Единственной стать я могла бы причиной
Больших разрушений и жизней кончины.
Создать я мечтала и море огня.
Для этого кто-то и сделал меня.

Упрятав на время смертельное жало,
Ведь я незаметной на поле лежала.
Но как же случилось, что всё же допёр,
Что пряталась там я, какой-то сапёр?

Была я ловушкой всему неизбежной,
А этот сапёр разрядил меня нежно.
И нет перспективы, карьере конец,
Поставил меня безуспешно боец.

Как всё же бывают людишки трусливы.
Куда, объясните, меня привезли вы?»

А вот и карьер. Места лучшего нет.
Был в нём уничтожен опасный предмет.

От отца узнав с пелёнок,
Что нельзя в приманку лезть,
Ухватил кусок Крысёнок,
Чтоб его скорее съесть.

Захотел он сыра тушку
Упереть, но не судьба —
Оказалась у ловушки
Попроворнее скоба.

Хоть размер ловушки малый,
Не в его, Крысёнка, рост,
Но она его поймала
И прижала прочно хвост.

У Крысёнка слабый выбор —
До конца чинить корысть,
Разбираясь с сыром, либо
По скобу свой хвост отгрызть.

Но Крысёнок не из робких,
Не послушался отца,
Хоть с хвостом теперь коротким,
Съел весь сыр он до конца.

В саду подлетел к червяку воробей,
Но кто перед ним, не поймёт, хоть убей.
По виду – еда, но с другой стороны
Какие-то круглые пятна видны.

Шевелятся пятна как будто глаза.
Такие имела всегда стрекоза,
Но что-то опять червяка выдаёт —
Ползти почему-то не хочет вперёд.

Он пятится задом, вертя головой,
Зачем-то живот демонстрируя свой,
Себя изогнул непонятным крючком
И замер, сливаясь с соседним сучком.

Такая еда воробью не нужна.
Какая-то странная всё же она.
Не тронув её, воробей улетел.
Глазастый мутант лишь того и хотел.

В банке с надписью «Бычки»
Шевелились червячки
И Червяк хвалился им:
«Я всегда неуязвим.

При опасности любой
Не бросаюсь сразу в бой.
Я замру, чтоб каждый мог
Думать, будто я сучок.