Все! Черный занавес опущен,
Стоишь, как статуя в кино,
Кто был из нас актером лучшим
Обоим просто все равно.
И ты немым ворвешься в память,
И я удерживаю стон,
Как приговор, сейчас над нами
Аплодисментов грянет гром.
Не могут краски быть немыми —
Они зовут меня с собой,
И путешествую я с ними
То в вечер призрачный седой,
То в город, светом обеленный,
К цветам у старого крыльца,
Сто красок скрыл в себе зеленый,
И синий – разный без конца…
Больше всего люблю я встречи:
Стоит таинственный портрет,
А по бокам мерцают свечи,
Дрожит знакомый силуэт,
Слегка глазами улыбнется,
Многозначительно молчит…
А сердце, словно струны, рвется,
И вальс звучит, звучит, звучит….
Рисуют тени тонкие узоры…
Как занавес, упала темнота.
Я сожалею, что мы не актеры,
Что наша жизнь привычна и проста.
Мы утром в переполненном вагоне
Забудем сны, спеша в объятья стен,
И будем жить в отчаянной погоне
За тем, чего не хочется совсем.
О, если бы служили мы искусству,
Поверили, что нет в театре лжи,
Позволили пылающему чувству
Прогнать постылых будней миражи!
Я, знаешь ли, давно живу мечтами,
Я не хочу таиться и скрывать!
Хожу вокруг да около словами,
Не забываю маску одевать…
Хочу на сцену выбежать, дерзая,
Не класть свои сомненья на весы,
Стоять перед тобою, замирая,
Прекрасной Катериной из «Грозы».
И вот, ты взял в ладони мои руки…
Да что мне зал! Ведь я как будто сплю…
И на губах, как в каждом сердца стуке,
Затрепетало вечное «Люблю!»
Аплодисменты, «Браво!», «Бис!» до визга,
Похоже на безумствующий пир,
А ты шепнешь (уста твои так близко!):
«Мы обманули правдою весь мир».
Другу
Посвящается подруге Анне Тришиной
Беломраморный дом. Над водой восходящее солнце…
Обнимал виноград стройный стан серебристых колонн,
Где-то чайка кричит, но казалось – ребенок смеется…
Это было в душе, это был моей юности сон.
Накатилась волна, все укрыла кипящею пеной,
Падал чудный фасад, падал, как основанье мечты,
И закончился сон пробужденьем, а значит – изменой,
Но утрачу не все, если рядом останешься ты.
Ты не спросишь, мой друг, почему я не в праздничном платье,
И ресницы, клонясь, взор скрывают, как черный покров,
Я от боли нема, не могу ничего рассказать я,
Но поймешь ты меня без неясных, мучительных слов.
Лишь коснешься руки и прошепчешь чуть слышно: «Не надо,
Пусть сияющий взгляд, как и прежде, надеждой горит,
Не разрушен твой дом, оглянись и взгляни же, неправда,
На руинах седых белый лотос звездою горит».
«У меня мало сил… Он умрет, как и замок воздушный,
Этот яркий огонь, этот след неземной чистоты,
Мне непонятой жить, становиться смешной и ненужной,
Словно ста́туя здесь, я стою у печальной черты».
Но, сжимая, ладонь, ты поможешь к оврагу спуститься,
И поднимешь цветок, на колени его положив,
Я закрою глаза, сон ушедший опять мне приснится,
Лотос плачет росой, он, как сердце, по-прежнему жив.
Дар Господень – друзья, те, что ближе сестры или брата,
Что укажут в ночи непроглядной невидимый свет,
Вы совсем не бедны, нет, Вы счастьем безмерно богаты,
Если есть с кем встречать на руинах багровый рассвет.
Шаг за шагом мы идем к мечте.
Чайка бьется дерзко в высоте.
За такой отчаянный полет
Человек полжизни отдает.
Чтобы крылья чайки обрести
Нужно только не свернуть с пути,
С той тропы, где сорная трава,
Дикая степная крапива.
Там закат малиновый хорош,
Только камни острые, как нож,
Только ноги леденит ручей
И во тьме не выдают свечей.
Все невзгоды эти нипочем,
Если сердце бьется горячо,
Кто всем сердцем полюбил полет,
Никогда с дороги не свернет.
Не боится самых гордых скал,
Кто всю душу в песне выливал,
От ветров не отвернет лица,
Не возьмет немилого кольца.
Шаг за шагом мы идем к мечте,
По земле, но ближе к высоте,
Кто хоть раз изведает полет,
Этот путь священным назовет!
Войду в пустынный зал. Ни шороха не слышно.
Мелодия давно уж замерла…
Расстроенный рояль и роза цвета вишни
Осыпалась на краешке стола.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу